11/22/63
Шрифт:
— Это унизительно, — прошептала Сейди. — Это унизительно, полагаться на милосердие города.
— Ты так не думала, когда речь шла о Бобби Джил.
— Ты загоняешь меня в угол, Джейк. Пожалуйста, не делай этого.
Я сел рядом с ней, взял за руку. Она вырвалась. Я взял снова. На этот раз она смирилась.
— Я знаю, для тебя это нелегко, милая. Но есть время отдавать — и есть время брать. Уж не знаю, так ли сказано в Книге Екклесиаста, но тем не менее это правда. Твоя медицинская страховка — пшик. Доктор Эллертон идет нам навстречу, отказываясь от вознаграждения…
— Я
— Помолчи, Сейди. Пожалуйста. Это называется работа pro bono [150] , и он хочет это сделать. Но оперировать будут и другие хирурги. Счета за операции будут астрономические, а мои ресурсы ограниченны.
— Лучше бы он меня убил, — прошептала она.
— Никогда так не говори. — Сейди отпрянула, услышав злость в моем голосе, по ее щекам потекли слезы. Пока она могла плакать только одним глазом. — Дорогая, люди хотят сделать это для тебя. Позволь им. Я знаю, твоя мать живет у тебя в голове — наверное, как и у любого из нас, — но тут ты не должна ей уступить.
150
На общественных началах, безвозмездно (лат.).
— Врачи не смогут все поправить. Я уже никогда не буду прежней. Эллертон так мне сказал.
— Они смогут поправить многое. — Это прозвучало значительно лучше, чем они смогут поправить хоть что-то.
Сейди вздохнула.
— Ты храбрее, чем я, Джейк.
— Храбрости тебе хватает. Так мы договорились?
— «Шоу милосердия к Сейди Данхилл». Моя мать лопнет от злости, если узнает.
— Еще одна причина провести его. Мы отошлем ей фотографии.
Она улыбнулась, но лишь на мгновение. Закурила чуть дрожащими пальцами, потом вновь начала поглаживать волосы, скрывавшие рану.
— Я должна там быть? Чтобы видели, на что пойдут их доллары? Как беркширская свинья на аукционе?
— Разумеется, нет. Хотя я сомневаюсь, что кто-то упадет в обморок. Большинство из них видело и похуже. — Работая в школе, расположенной в сельской местности, мы и сами видели кое-что похуже. К примеру, Бритту Карсон, сильно обгоревшую при пожаре, или Даффи Хендриксона, левая кисть которого напоминала копыто, после того как в отцовском гараже вдруг соскользнула вниз цепная таль с подвешенным на ней двигателем грузовика.
— Я не готова к такому осмотру. И едва ли буду.
Я всем сердцем надеялся, что она заблуждается. Безумцы этого мира — Джонни Клейтоны, Ли Харви Освальды — не могли победить. Если у Бога не получалось все поправить после того, как они одерживали свои маленькие говняные победы, это делали обычные люди, пытались, во всяком случае. Однако сейчас не стоило проповедовать на сей счет.
— Тебе станет легче, если я скажу, что доктор Эллертон согласился принять участие в шоу?
Она тут же забыла про волосы и уставилась на меня.
— Что?
— Он хочет изобразить зад Берты. — Речь шла о парусиновом творении учащихся с кафедры искусств — танцующей лошади Берте.
Сейди начала смеяться. Я видел, что ей больно, но она не могла остановиться. Откинулась на спинку дивана, прижала ладонь ко лбу, словно чтобы не дать взорваться мозгу.
— Я позволю тебе устроить это шоу только ради того, чтобы увидеть Берту своими глазами. — Тут она уставилась на меня. — Но я посмотрю на нее во время прогона. Ты не затащишь меня на сцену, где все будут таращиться на меня и шептать: «Ох, вы только посмотрите на эту бедную девушку». Это понятно?
— Абсолютно, — ответил я и поцеловал ее. Так разрешилась одна проблема. Следующая заключалась в том, чтобы убедить лучшего пластического хирурга Далласа приехать в Джоди в июльскую жару и попрыгать по сцене, изображая зад парусиновой лошади, весившей тридцать фунтов. Потому что на самом деле я ни о чем его не просил.
Как выяснилось, никакая это не проблема: Эллертон просиял, как ребенок, когда я ввел его в курс дела.
— У меня есть практический опыт. Жена постоянно говорит, что я веду себя как лошадиная жопа.
2
Последняя по счету проблема возникла совершенно неожиданно. В середине июня, примерно в то время, когда Ли вышвырнули из порта Нового Орлеана за то, что он пытался раздавать прокастровские листовки морякам американского корабля «Оса», Дек пришел в дом Сейди. Поцеловал ее в здоровую щеку (она прятала обезображенную половину лица, если кто-то приходил в гости) и спросил меня, не составлю ли я ему компанию по части холодного пива.
— Иди, — отпустила меня Сейди. — Я справлюсь.
Дек отвез нас в расположенную в девяти милях к западу от города забегаловку «Курица прерий», с кондиционером под жестяной крышей. В середине дня зал пустовал, если не считать двух выпивох, обосновавшихся у стойки. Музыкальный автомат молчал. Дек протянул мне доллар.
— Я плачу, вы приносите. Как вам такая сделка?
Я пошел к стойке и вернулся с двумя стаканами «Бакхорна».
— Если бы я знал, что вы закажете «Баки», сам бы сходил за пивом, — покачал головой Дек. — Черт, это же лошадиная моча.
— А мне нравится, — ответил я. — Кроме того, я думал, что вы предпочитаете пить дома. Вроде бы это ваши слова: «На мой вкус, доля говнюков в местных барах слишком уж велика».
— Я все равно не хочу этого чертова пива. — Теперь, когда мы находились далеко от Сейди, я видел, что он весь кипит. — Чего мне хочется, так это врезать Фреду Миллеру по морде, а потом пнуть Джессику Колтроп в ее узкую и, несомненно, затянутую в кружева жопу.
Я знал и фамилии, и лица, хотя, будучи скромным наемным учителем, не имел чести общаться ни с первым, ни со второй. Миллер и Колтроп составляли две трети совета Денхолмской объединенной средней школы.