1923
Шрифт:
— Наверное да. Но будь чуть порешительнее противники Ленина, я думаю, что их было бы гораздо меньше.
В комнатке у Линя было очень жарко и пахло благовониями. Настоятель сидел в позе медитации и, закрыв глаза, смотрел «в себя». Бывший полковник спал на низкой китайской тахте и всё было очень мирно и камерно. Коля было подумал, что надо не мешать людям отдыхать, но Линь открыл глаза и одним движением встал на ноги.
— Пойдёмте Николай, не будем мешать человеку. Он много поработал и душа его устала. Пойдёмте, обсудим результаты наших поисков.
Они зашли в какую-то маленькую комнату, где еле-еле помещались тахта и два стула. Линь жестом указал на них Коле, а сам сел
— Мы просмотрели все документы. В основном это традиционные тибетские тексты. Но среди них есть вклейка в котрой описываются наши самые старые обряды. Скорее всего, когда-то давно, когда в монастырях избавлялись от запретного знания, кто-то из адептов спрятал свиток таким образом. В итоге, он так и пролежал всё это время. Сначала в Тибете. А потом в Петрограде. А кто-то очень умный его нашёл и перевёл. Я думаю, это один из студентов. Поэтому надо брать список студентов, которые работали в архиве.
— Аршинов этим занимается. Как раз после совещания он поехал к профессору, уточнять данные.
А что будет если профессора уже убили? — с какой-то привычной обреченностью подумал Коля. Господи, ну и дельце. Но, впрочем, всех же не убьешь. Остаются другие студенты, списки в деканате наконец.
— Я бы посоветовал Вам вот что. Когда будете искать — ищите европейца. Человек, воспитанный в буддизме, никогда, Вы слышите Коля, никогда не пойдёт на этот шаг.
— Ну, люди революцию совершили. Уже невозможное сделали.
— Наши народы очень дорого заплатили за запретное знание ещё много лет назад. В войнах междуцарствия было убито пятьдесят миллионов человек — это в пять раз больше, чем погибло в войну 14 года. А ведь тогда не знали бомб и снарядов. Убивали мечами. И не через прицел, а глядя глаза в глаза. Поэтому ищите европейца. Я думаю, что немца.
— Почему?
— Когда я бывал в Германии, мне очень ощущалось чисто немецкое качество — вера в изначальный порядок, к которому надо идти через преодоление хаоса. Тщательно исполняя какие-то правила, человек, по мнению европейца, и особенно, немцев, может достигнуть того состояния духа, которое мы на востоке называем Нирваной. То есть он сольётся с вселенной в единении духа. Поэтому увидев этот текст, человек посчитал, что он сможет сделать то, что там написано, как бы согласно инструкции. А раз там ничего не написано про плохие последствия, значит их не будет. Ищите немца, Николай. Ищите немца.
Линь кончил говорить и закрыл глаза. Его фигура вдруг как — то опала, он наклонил голову и опустил плечи. Коля сразу понял правильность сравнение «как проколотый шарик». Это было именно так, словно из человека выпустили воздух и он стал складываться, сильно уменьшаясь в размере.
— Вы идите, Коля. Вам надо поспать. Завтра будет очень трудный день.
— Хорошо, Линь. Я пойду. А вот что завтра Вы будете говорить на очередном совещании в вагоне?
Линь поднял голову.
— Да, я как-то не подумал об этом. Наверное скажу так как есть, только дам атеистическое объяснение — скажу, что обряды древних времен, не приводящие к реальным результатам.
— Правильно. Подумайте ещё как лучше. Если центральная власть у коммунистов придёт к выводу, что в Вашей религии есть реальные механизмы влияния на какие-то потусторонние силы, Вы первый, Линь, падёте жертвой их любопытства и решимости. А с Вами ещё и огромное количество людей.
— Вы праву, Коля. Конечно. Мы уберем эту идею вообще. Я подумаю и найду решение.
Надя легонько дремала в кабинете над остатками ужина. Впрочем, когда скрипнула дверь, она встрепенулась и с улыбкой посмотрела на него. Колю поражало это умение —
— Ну что, поедем? — он подошёл к ней и протянул руку. Она дала свою и поднялась, но не рывком, как ожила Коля, а мягко, как пантера. Её глаза были усталыми и косметика немного размазалась. Но для Николая это был близкий человек среди всех тех ужасов, в которые он попал. Наверное, очень близкий, потому что отступать ей было тоже некуда — события несли её вместе с ним.
— Поехали. А куда?
— В гостиницу. Надо поспать немного. Завтра нам обещают тяжёлый день.
В гостинице Аршинова в номере не было, и Коля пошёл искать его в ресторан. Там и нашёл. Степан сидел в окружении двух весьма фигуристых девиц и вёл с ними светскую беседу. Её содержания уловить он не мог, но девицы реагировали соответственно — весело хихикали и всячески демонстрировали радость от общения с таким интересным кавалером. Николай подошел к столику и мигнул Степану. За соседним столиком сидели два человека из сушинской активной части. Тоже, кстати, при девицах.
— Ну что Степан, профессор то живой? — первым делом просил он, когда они вышли в холл гостиницы.
— Живой, живой — успокоил его сыщик. Ты не беспокойся — всех убивать не будут. Сил не хватит. А потом у него коммунальная квартира — туда проникнуть не очень просто, а уж выйти после убийства незамеченным — совсем невозможно. Самое лучшее место для расследования — все за всеми следят и все обо всех всё знают.
— Ясно. Список студентов — переводчиков взял?
— Конечно — Степан было потянулся доставать, но Коля решил проверить логику настоятеля. Он кивком головы остановил Аршинова, уже собравшегося передать бумагу ему и изложил точку зрения Линя. Сыщик хмыкнул и посмотрел на бумагу. Там было, среди прочего, было написано «Марта Фрислер». Аршинов присвистнул. По его лицу явственно читалось стремление ехать, искать и хватать, но Коля понимал, что уже поздно.
— Степан Терентьевич — адрес всё равно узнаем только завтра с утра. Да и нету его уже наверное с конца апреля.
Аршинов что-то прикинул в уме. Действительно, если брать активную часть операции с таджиками, то скорее всего, товарищ давно покинул Петроград и сейчас находится либо в Москве, либо в Германии.
— И еще, Степа, продолжил Николай. Ты про Линя никому не рассказывай. Моральных ограничителей у большевиков нет никаких. Если они не дай бог почувствуют, что в этой мистике есть рациональное зерно, они всю Россию изведут на опыты. Другое дело, что и себя они не пожалеют, но мне, честно говоря, их как-то не очень жалко. А вот баб и особенно детей, которых они под ритуальные ножи положат — очень. Поэтому не спеши. Пусть всё будет в рамках обычного расследования.
Степан хмыкнул и как-то растеряно потёр в затылке. Потом сказал задумчиво.
— Ну, наше дело маленькое. Можем копать, а можем и не копать. Тем более, что девки заждались. Тогда до завтра. Я поеду в университет, а потом по адресам. Так что давай в 12 здесь и встретимся, подумаем, что делать и как быть.
Глядя на удаляющуюся фигуру Степана, Коля уже в который раз подумал, что человечество придумало все шутки и остроты много тысяч лет назад. А мы всё их повторяем и повторяем, и вот, что загадочно — ведь ещё и смеёмся при этом.