23

Лесев Игорь Васильевич

Она направилась к выходу и уже в дверях обратилась ко мне:

— Лесков, мне было интересно с тобой эти две недели. Жаль, что мы с тобой не трахнулись тогда у меня на квартире. И жаль, что я не увижу, как ты обманешь эту слепую суку и не покончишь с собой, — с этими словами Анилегна скрылась за дверью.

В классе наступила тишина.

— Игорь, — женщина в красном платье подошла ко мне. — ты помнишь, что ты пообещал. И я тебе поверила. Я ждала тебя слишком долго, чтобы теперь отпустить. Я не могу тебя убить, иначе ты не будешь рядом со мной. Ты должен это сделать сам. Если же ты меня обманул, я убью ее, — она указала рукой на Н. Н. — Ты должен понять, что такое страдание по любимому человеку.

— Я

только попрощаюсь с мамой, — я специально сказал «мама», а не «с ней», чтобы сделать больно безглазой. — Выйди, пожалуйста, в коридор.

— Три минуты, — и она оставила нас наедине.

Только теперь я с трудом встал со своего стола и подошел к креслу мамы. Рана на ее животе оказалась несерьезной, да она сейчас и не беспокоилась о ней. Мама плакала и мычала, я развязал ей одну руку и обхватил своими ладонями.

— Мама, мамулечка моя, — я тоже стал плакать, — я ненавижу мир, в котором нет тебя. Я знаю, что своей смертью я убью тебя, но я трус, потому не смогу поменяться с тобой местами. У меня к тебе есть одна просьба. Заведи себе щеночка немецкой овчарки, он будет есть так же много, как и я, и будет постоянно думать о тебе, так же, как я, и вечерами в темных парках будет тебя оберегать, как я. А по ночам я буду к нему приходить во сне, и он будет мне рассказывать, как он тебя любит. Хорошо? Знай, все, что я делал в этой жизни, это все только ради тебя. Я тебя люблю больше жизни!

Я не стал обнимать маму, не стал даже целовать. Мне невыносимых усилий стоило убрать руки от ее руки, и если бы я к ней сейчас прильнул, то не смог бы уже тогда уйти. А мама уже успокоилась. Она перестала плакать и отрешенно смотрела куда-то вдаль. Казалось, она меня больше не слышала. Я поднялся с колен и как можно быстрее вышел в коридор.

Здесь уже стояла женщина в красном платье. Она ничего не сказала, лишь кивнула, чтобы я последовал за ней. Мы прошли коридор, поднялись на чердачную лестницу и вышли на крышу школы. В чистом небе светили миллиарды звезд. Мы подошли к краю крыши и вместе стали на карниз. Снизу раздались детские голоса, они радостно смеялись.

— Здесь ведь только два этажа, — я повернулся к монстру.

— Внизу металлические штыри, — женщина в красном улыбнулась мне в ответ.

Вдали раздался звон колоколов. Наступило 23 апреля, наступила Пасха.

ЭПИЛОГ

Поезд медленно подъезжал к Киевскому вокзалу огромного мегаполиса М. Когда он остановился, из пятого вагона, опережая бабушек с бездонными капроновыми сумками, выскочил молодой человек в белой водолазке, синих потертых джинсах и с кожаным портфелем наперевес. На перроне его уже ждали двое: высокий лысый мужчина лет тридцати и его более старший коллега в очках и с тростью, весьма смахивающий на кота Базилио.

— С-с п-приездом! — лысый, заика от рождения, поприветствовал молодого человека. — К-как Ук-краина?

— Как всегда, — молодой человек улыбнулся. — В жопе.

— Ну это понятно, — в разговор вступил Базилио, — а что журналистское расследование?

— Тут все сложнее, — троица медленно следовала по перрону к метро, хромота Базилио не позволяла идти быстрее. — Лескова последний раз видели ровно год назад в окрестностях Г. При этом в его облаве участвовали более трехсот человек, включая армейские части. Как ему удалось скрыться, до сих пор не понятно. Он буквально исчез на глазах у десятков людей. Последний, кто с ним разговаривал, некто Сергей Хилько, местный безработный из села рядом с Г. Лесков отобрал у него мотороллер. Я разговаривал с этим Хилько — полный идиот, полгода прошло, а он все ноет о своем мотороллере. Но примечательно следующее. Этому Хилько снились какие-то странные сны. Два месяца назад Хилько повесился в собственном доме.

Возникла

пауза.

— А к-какие им-менно сны он в-видел? — Лысому стало явно интересно.

— Я толком не понял, этот Хилько ведь нормально ничего объяснить не умел. Снились ему дети, две девочки и два мальчика. Они ему читали во сне стихи и ездили на его мотороллере.

— Как четверо детей могут ездить на мотороллере? — Базилио даже перестал хромать.

— Ну это же во сне. Но самое главное во всей этой истории — стихи.

— С-стихи?

— Именно, стихи. Какие-то совершенно идиотские по содержанию стихи были найдены на квартире у матери Лескова в Г. и такие же странные стихи обнаружены у ее школьной подруги Обуховой в Василькове. В них речь идет о каких-то гулу.

— У в-вас есть копии эт-тих стихов?

— Почему копии? — Молодой человек весело подмигнул. — Украинская милиция — самая некоррумпированная милиция в мире. Оригинал с квартиры Лескова, — и парень с гордостью достал из портфеля аккуратно заложенный в прозрачный файл листок в клеточку.

Вся троица нагнулась над листком, на котором каллиграфическим почерком были выведены странные строки:

Четыре маленьких ребенка, По два чудесных лепестка.

В этот момент на весь перрон раздался женский вой:

— Доченька! Где моя доченька?! Лена! Леночка!

Троица оторвалась от чтения и уставилась туда же, куда и все находившиеся на перроне. Женщина безутешно кричала, и было понятно, что случилось что-то непоправимо страшное.

— Ид-демте, д-дочитаем в редакции, — и троица смущенно проследовала мимо собирающейся вокруг кричащей женщины толпы.

Если бы кто-то из них оглянулся, то заметил бы, что за ними все это время наблюдала весьма странная особа — женщина лет тридцати пяти в черных очках и ярко-красном летнем платье, чудовищно диссонирующим с началом апреля. Дождавшись, когда трое окончательно скрылись в подземном переходе, женщина в красном платье подошла к ближайшему столбу и что-то на него наклеила, а затем быстрым шагом направилась к подземному переходу. Проходя мимо кричащей женщины, она немного замедлила шаг и чуть повернула голову к толпе. В это время из-под поезда один из милиционеров доставал неподвижное тельце окровавленного ребенка. Обезумевшую мать с трудом сдерживали трое взрослых мужчин. Женщина в красном чуть заметно улыбнулась и скрылась в подземном переходе.

Через час на перроне все стало как обычно. «Скорая» увезла мать трагически погибшего ребенка, служба уборки вокзала замыла все следы происшествия, толпа прохожих давно рассосалась, и каждый уже забыл о случившемся. Приезжали и уезжали поезда, мимо сновали сотни людей…

— Мама, мама, смотри! Здесь стихотворение! Смотри, стихотворение! — симпатичный малыш лет семи тянул маму за руку к столбу, на котором висел клетчатый листок с красиво выведенными строками стихотворения.

–  Игорь, пойдем, — мама потянула малыша к переходу, но мальчик упирался.

–  Мама, ну давай прочитаем, ну пожалуйста!

–  Не выдумывай, мы опаздываем.

–  Ну мамулечка, ну по-жа-луй-ста!

–  О боже, даю тебе тридцать секунд.

И они подошли к столбу.

Четыре маленьких ребенка, По два чудесных лепестка. На ситец все ложится четко, Кругом тоска и поезда. Одна малышка оступилась. Из любопытства трех мужчин В больнице двойня не родилась. И мальчик с мамой очень мил.