Адептус Астартес: Омнибус. Том I
Шрифт:
Едва мы вышли, как мое психическое чувство полыхнуло новой жизнью. И первым делом я услышал, как называют наши имена. Не мое имя в смысле личного обращения. Это был отдающийся в наших разумах зов с поверхности Титана, наполненный образами гордо реющего знамени Кастиана и солонцеватым привкусом телепортационного тумана на языке.
+ Нас призывают, + пропульсировал Малхадиил.
Галео поднял руку, останавливая нас.
+ Нет. Нас… Это приказ, а не призыв. +
Требовалось только расслабить разум. Я пропустил сквозь себя психическое
+ Наши лорды желают поговорить с нами, + отправил я остальным. + Я никогда не слышал подобного призыва. +
+ Ты еще молод, + отправил в ответ Галео. + Тебе может уже никогда не представиться шанс ощутить подобное снова. Я сам слышал такое лишь однажды, + его орлиные черты лица, так явственно выделяющиеся после изнурительных испытаний, еще больше омрачились тревогой.
+ Я ощущаю беспокойство во множестве разумов, + отправил Малхадиил. + И ничего больше. +
+ Это связано с прибытием «Верегельта» и моим единением с третьим капитаном после швартовки. Да и выживший Волк инквизитора Ярлсдоттир уже выложил все лордам ордена. Поэтому нам приказано собраться. Всем нам.
+ Зов ко всему ордену? + решился спросить я. + Этого не может быть. Угроза Армагеддону не может быть настолько ужасной. +
+ Не понимаю, + согласился Малхадиил. + Ни одна угроза не может требовать присутствия всего ордена. +
+ Такие юные, + с легкой улыбкой пропульсировал нам Галео. + Гиперион, у меня есть к тебе просьба, прежде чем этой ночью начнется сбор. Кастиану требуется пятый рыцарь. Тебе предстоит попросить его. +
Глава двенадцатая
КРЕПОСТЬ-МОНАСТЫРЬ
Я не виделся с ним почти год, с тех пор как меня приняли в Кастиан и мы отправились на первое задание с инквизитором Ярлсдоттир.
Я нашел его на Полях Мертвых, где он присматривал за памятниками павших. Из его простертой руки вырвалась рябь психической силы, сбив с гранитных плеч статуи пыль.
Он по праву продолжал носить доспехи, но керамит не покрывал левую руку от локтя, правую от бицепса, а обе ноги от бедер. На месте настоящих конечностей щелкали и жужжали начищенные до блеска аугментические имплантаты — наследие старых ран, которые он получил еще до моего рождения.
Когда бы это ни случилось.
— Энцелад.
Он повернулся на звук моего голоса, хотя наверняка ощутил мое приближение еще в тот момент, когда я лишь ступил в катакомбы. Правая часть его лица сверкала гладкой хромированной поверхностью, на которой были воссозданы его бывшие черты. На месте обоих глаз в глазницах из темного железа были вставлены красные линзы.
— Мой мальчик, — поприветствовал он, — как я рад видеть тебя.
Традиционно это считалось честью — и пророческим знаком великих свершений в будущем — получить имя одного из спутников Сатурна. Соответственно, их давали очень редко: насколько я знал,
Несмотря на возраст, голос Энцелада оставался сильным. Как он любил мне напоминать, он сражался в крестовом походе еще на заре тысячелетия.
Мы не стали приветствовать друг друга, а просто обнялись.
— Сотис, — сказал он, что прозвучало не совсем вопросом.
— Я бы хотел повидать его, — ответил я. — Но я не за тем пришел сюда.
— Пройдемся и поговорим. Я приведу тебя к нему.
Так мы и поступили.
Мы шли Полями Мертвых между статуй и мемориальных плит, наши шаги эхом разносились по катакомбам. В каждом зале покоились мертвецы целого века — саркофаги исчислялись десятками и сотнями, комната за комнатой, в зависимости от количества братьев, павших в определенные десятилетия. Можно было часами блуждать по Полям Мертвых и не прочитать дважды одинаковой эпитафии. Я уже не раз убеждался в этом.
Мы плечом к плечу шли по черному каменному полу под бдительными взглядами гранитной армии.
— Ты услышал призыв к войне?
Он кивнул. До меня донеслось слабое урчание механизмов в его аугментическом позвоночнике.
— Да. Армагеддон — блеклый и неприветливый промышленный мирок, но когда грязь и железо имели значение, если рыцарство призывает к крестовому походу? Мерзость необходимо изгнать. Я могу прийти на сбор этой ночью, а могу и не прийти. В любом случае война грядет. Грехи Армагеддона не останутся безответными.
— Энцелад, — сказал я. — Мастер…
— Прошло много времени с тех пор, как ты обучался под моим началом, Гиперион. Думаю, мы можем обойтись и без «мастера», не находишь?
Я посмотрел на него.
— Но ты назвал меня «мальчиком».
Он не засмеялся. Он никогда так не делал. Улыбка — вот все, чего от него можно было дождаться.
— Прости старого рыцаря за его привычку. Делай так, как я говорю, а не поступаю.
Мы проходили все новые гробницы, через минувшие века к сегодняшним дням. Запах на Поле Мертвых — смесь пыли, поднятой бесконечной циркуляцией воздуха, рассыпающихся в прах костей и пораженного милдью пергамента. По-своему он казался пряным. Это сложно представить, ведь у каждой могилы свой запах. Воспоминания никогда не пахнут одинаково.
— Ты собирался что-то сказать. Я чувствую это в твоем разуме.
Я взглянул на бывшего наставника.
— Меня прислал Галео.
Он остановился.
— Действительно?
Вместо того чтобы объяснить словами, я отправил в его разум предложение. Мне потребовалось лишь слабое прикосновение.
Мы отправились дальше. Энцелад казался скорее раздраженным, чем обескураженным. Морщинки, испещрявшие его лицо, стали глубже, менее добродушными.
— Я не могу, — ответил он. — Как юстикар Галео вообще смеет просить меня о подобном?