Акакий Башмачкин и Его Шинель
Шрифт:
Известно, что Гоголь отличался особым умением читать свои вещи. Об этом имеются многочисленные свидетельства его современников. Князь Д.А.Оболенский вспоминает: "Гоголь мастерски читал: не только всякое слово у него выходило внятно, но, переменяя часто интонацию речи, он разнообразил ее и заставлял слушателя усваивать самые мелочные оттенки мысли. Помню, как он начал каким-то гробовым голосом: "Зачем же изображать бедность, да бедность... И вот опять попали в глушь, опять натолкнулись на закоулок." После этих слов Гоголь приподнял голову, встряхнул волосы и продолжал уже громким и торжественнвм голосом: "Зато какая глушь и какой закоулок!" Засим началось великолепное описание деревни Тентентикова,
О манере Гоголя читать свои произведения вспоминает также и И.И.Панаев: "Гоголь читал неподражаемо. Между современными литераторами лучшими чтецами своих произведений считаются Островский и Писемский. Островский читает безо всяких драматических эффектов, с величайшею простотою, придавая между тем должный оттенок каждому лицу; Писемский читает, как актер, - он, так сказать, разыгрывает свою пьесу в чтении. В чтении Гоголя было что-то среднее между двумя этими манерами чтений. Он читал драматичнее Островского и с гораздо большею простотой, чем Писемский" (59, 174).
В.Набоков определяет движение повести следующим образом: "Повесть движется так: бормотанье, бормотанье, лирическая волна, бормотанье, лирическая волна, бормотанье, фантастическая кульминиция, бормотанье, бормотанье, и назад в хаос, из которого все это явилось" (57, 119).
Если присмотреться повнимательнее, то определенный Набоковым характер движения гоголевской повести ("бормотанье, бормотанье, лирическая волна, бормотанье") во многом повторяет изгибы голоса чтеца. "Шинель" - повесть словно бы созданная не столько для чтения, сколько для произнесения вслух.
Данную особенность восприятия на слух гоголевской "Шинели", Б.Эйхенбаум трактует следующим образом:
"Все это указывает на то, что основа гоголевского текста - сказ, что текст его слагается из живых речевых представлений и речевых эмоций. Более того, сказ этот имеет тенденцию не просто повествовать, не просто говорить, но мимически и арутикуляционно воспроизводить - слова и предложения выбираются и сцепляются не по принципу только логической речи, а больше по принципу речи выразительной, в которой особенная роль принадлежит артикуляции, мимике, звуковым жестам и т.д. Отсюда - явление звуковой семантики в его языке: звуковая оболочка слова, его аккустическая характеритика становится в речи Гоголя значимой независимо от логического или вещественного значения" (85, 324).
Стиль "Шинели" Гоголя - это стиль непринужденного повествования, когда рассказчик нередко отклоняется от главной линии развития действия и обогащает центральное многочисленными вставными эпизодами.
"Особенно резко, - пишет Б.Эйхенбаум, - запечатлен этот стиль сказа в одной фразе: "Где именно жил пригласивший чиновник, к сожалению, не можем сказать: память начинает нам сильно изменять, и все, что ни есть в Петербурге, все улицы и домы слились и смешались так в голове, что весьма трудно достать оттуда что-нибудь в порядочном виде". Если к этой фразе присоединить все многочисленные "какой-то", "к сожалению, немного известно", "ничего не известно", "не помню" и т.д. то получается предсталение о приеме сказа, придающем всей повести иллюзию действительной истории, переданной, как факт, но не во всех мелочах точно известной рассказчику" (85, 320).
Гоголь охотно вставляет промежуточные элементы: о просьбе одного капитана исправника ("не помню, какого-то города"), о предках Башмачкина, о хвосте у лошади
Первоначальный вариант "Повести о чиновнике, крадущем шинели" отличался еще большею стилизацией под непринужденную болтовню. В окончательном варианте Гоголь сгладил такого рода приемы, уснастил повесть каламбурами и анекдотами, несколько изменив при этом первоначальных композиционный слой.
Далее, путем анализа гоголевской манеры чтения, Эйхенбаум приходит к выводу, что "сюжет у Гоголя имеет значение только внешнее и поэтому сам по себе статичен <...> Настоящая динамика, а тем самым и композиции его вещей - в построении сказа, в игре языка. Его действующие лица - окаменевшие позы. Над ними в виде режиссера и настоящего героя, царит веселящийся и играющий дух самого художника" (85, 97).
Однако тезис, что все действующие лица Гоголя являются "окаменевшими позами", представляется спорным. В "Шинели" Башмачкин ни в коей мере не является персонажем статичным, застывшим. Напротив, на протяжении всей повести мы можем проследить движение и развитие образа Акакия Акакиевича, приобретение героем новых черт и качеств, котрые ни в коем случае не проявились бы, являйся он "окаменевшей позой".
Даже и в отношении "Мертвых душ", которые чаще всего приводятся в качестве примера "окаменевших поз", застывшей галерии портретов помещиков: Манилова, Собакевича, Коробочки, Ноздрева и Плюшкина - нельзя однозначно говорить об их статичности. Ведь во втором томе "Мертвых душ", по замыслу Гоголя, планировалось "возрождение" Плюшкина, и выход его из "величайшего обмеления". Плюшкин, равно как и Чичиков, должны были встать на начало того пути, который привел бы их к спасению.
В композиции "Шинели" ни один из многочисленных событий и вставных эпизодов не представляется случайным. Так, не случайно выбрана и дата рождения Акакия Башмачкина: мальчик родился "против ночи... на 23 марта" и рождение его унесло жизнь его матери. Вообще, март является одним из самых излюбленных месяцев Гоголя. В виде "мартобря" март присутствует в "Записках сумасшедшего", в марте случилось "необыкновенно странное происшествие" с носом майора Ковалева, в марте рождается и сам Акакий Акакиевич.
"Можно предполагать, что март привлекал писателя своей порубежностью, расположением между зимой и весною; это обстоятельство могло быть и, по всей видимости, было одним из слагаемых в психологической и социальной обусловленности "переходного" положения героя <...> Примечательно и усиление Гоголем семантической значимости месяца максимальным приближением даты рождения ко дню весеннего равнодействия, наблюдаемого (20) 21 марта..." замечает Ф.Евсеев (29, 32).
Впрочем, вполне возможно, что любовь Гоголя к марту объясняется куда проще: и сам писатель родился в марте, 19 числа по старому стилю.
Жанровая специфика "Шинели" до сих пор представляется недостаточно изученной. Известно, что жанр является как бы резонатором (Ю.Н.Тынянов) художественного текста, определяющим все его связи, влияющим на структуру повествования, построение сюжета, характер персонажей, выбор стиля и другие особенности. Однако этот вопрос редко вызывал сомнения у исследователей творчества Гоголя и почти не поднимался в их работах. Отмечая некоторую загадочность и парадоксальность повести, ученые не связывали логически необъяснимые "смещения" в развитии ее сюжета и характера персонажей с особенностями жанра этого произведения. Думается, что тайнопись "Шинели" в значительной степени раскроется посредством выявления глубинной традиции, например, фольклорных и средневековых жанров, претерпевших в повести ествественную трансформацию.