Аландский крест
Шрифт:
— Пся крев! Ото оно…
В Вене издавна жили люди самых разных народностей. Немцы, мадьяры, чехи, сербы с хорватами и, конечно же, евреи. Встречались также поляки, главным образом из королевства Галиция и Лодомерия, но через одного попадались и выходцы из Царства Польского, бежавшие после подавления восстания 1832 года. Последних, правда, было не так много, поскольку в 1848 году все они как один встали под знамена Кошута. Стоит ли удивляться, что австрийские власти не оценили подобной креативности и хорошенько проредили
Но время шло, и постепенно число поляков снова стало увеличиваться. Одни приехали уже после подавления революции, другие вышли из тюрем, третьи вернулись в надежде, что имеющие множество иных забот жандармы давно про них забыли. Вечерами они собирались в знакомых кабачках, где можно было поесть, выпить и предаться сладостным мечтам о возрождении «Великой Речи Посполитой от можа до можа».
Одним из таких заведений был трактир дядюшки Пауля, которого на самом деле звали Петрик Домович, и он жил в Вене так давно, что сам не помнил, когда переехал. Но про то, что он поляк, все же старался не забывать, тем более что большинство посетителей были его земляками.
Один из них — Матеуш Жецкий — высокий и худой мужчина неопределенного возраста, воевавший по слухам под знаменами Бема, мрачно потягивал из своей кружки пиво, недовольно поглядывая на расходившихся соседей. Конечно, для такого бравого мужчины одна кружка — это просто смех, однако на вторую денег все равно не было, а брать в долг он не любил. Но проклятое пиво, как он ни тянул, все равно кончилось, и тут рядом с ним присел какой-то прилично одетый господин.
— Кварту пива мне и моему другу, — велел он Магде — шустрой девице, не то племяннице, не то еще какой-то родственнице дядюшки Пауля, с пышными формами и крепким задом, по которому любили хлопнуть завсегдатаи заведения.
— А мы друзья? — неприязненно взглянул на соседа пан Матеуш, размышляя про себя, стоит ли кварта доброго пива разговора непонятно с кем.
— Не узнал? — криво усмехнулся тот, разом вогнав Жецкого в прострацию.
— Пан генерал?!
— Собственной персоной.
— Но как же так? Ведь за вашу голову назначена награда…
— Так-то за голову польского бунтовщика. А я, изволишь ли видеть, добропорядочный британский коммерсант Джозеф Высоцки [3] и знать не знаю, кого там разыскивают австрийские власти.
— Но где вы были все это время?
— Много где. В Париже, Лондоне, других местах. После начала войны поехал в Константинополь, в надежде собрать польский легион для войны с московитами, но…
— Ясновельможные паны не торопятся идти на службу к туркам?
— Они ни к кому не хотят идти! — сплюнул пан Юзеф. — Ни к султану, ни к Наполеону, ни к королеве Виктории. А хотят лишь сидеть по корчмам и пьянствовать, но ни в коем случае не воевать за освобождение отчизны.
— Тем более сейчас, когда русские надрали зады союзникам?
— Да, черт возьми!
— Пан генерал, раз уж мы встретились, может, хоть вы мне растолкуете, как случилось, что московиты стали так хорошо воевать? Нет, они, конечно, и раньше по отдельности
— Твоя правда, Матеуш, такого прежде не случалось. И всему виной тут проклятый Черный принц!
— Великий князь Константин?
— Именно!
— Не везет нам на царевичей с таким именем. Прежний хоть и был изрядной сволочью, но все же Польшу любил.
— Пани Грудзинскую он любил, а не Польшу! Но речь не о том. Ты слышал, что он сейчас в Вене?
— Что-то читал в газетах.
— А знаешь ли, зачем он сюда приехал?
— Откуда мне знать, я что, дипломат?
— Хочет передать Австрии пленных поляков и венгров.
— Как это?
— Очень просто. Хоть я ругался на наших, что не желают воевать, все же было немало таких, кто не побоялся взять в руки саблю и присоединиться к правому делу. Да только так случилось, что не иначе как сам враг рода человеческого наслал на Черное море бурю, которая потопила добрую половину флота союзников, а вторую пожег великий князь, чтоб его холера взяла! Ну а после этого войскам в Крыму волей-неволей пришлось сдаться на милость победителя.
— Слышал об этом несчастье. А также, что многие из наших братьев забыли истинную веру и приняли на чужбине ислам. За что их Бог и покарал!
— Если бы речь шла только о ренегатах вроде ставшего Садык-пашой негодяя Чайковского, я бы и палец о палец не ударил. Но в том-то и дело, что опасность угрожает достойным панам.
— Хорошо, — согласился Жецкий, обнаружив, что и вторая кружка опустела. — Говори, что ты задумал?
— Не здесь, — покачал головой Высоцкий. — Есть надежное место и верные люди?
— Пойдем, пан генерал.
План, родившийся в не совсем трезвых головах ясновельможных шляхтичей, не отличался оригинальностью. Столица Австрии, как ни крути, славилась своей красотой, и потому невозможно было представить, чтобы царевич отказался от прогулки по ее восхитительным улицам. Ну а там дело за малым. В конце концов, всего два года назад ученик портного Ласло Либени едва не зарезал императора Франца-Иосифа…
Так что четверых храбрецов, изъявивших желание поквитаться с подлым московитом, должно было хватить. Единственной проблемой оставалось время. Будучи людьми опытными, заговорщики прекрасно понимали, что внимания полиции им не избежать, так что действовать нужно было как можно быстрее.
Найти отель, в котором остановился великий князь, не представляло никакой сложности. Так же легко заговорщики узнали об отсутствии своей жертвы. А вот когда он вернется, оставалось загадкой. Пришлось ждать, а зимы в Австрии хоть и помягче, чем в Польше или России, но все же довольно холодные.
В общем, через какое-то время злоумышленникам пришлось разделиться. Сначала в ближайшую кофейню отошли погреться два молодых участника предстоящей операции — братья Франтишек и Януш Пшегуцкие, затем пришла очередь Высоцкого с Жецким.