Алфавит
Шрифт:
– Ты чего, старая, совсем сдурела? Я же тебя раздавить мог!
– А неча тут гонять! – закричала в ответ побелевшая от страха бабка. – Глуши мотор!
– Чё там у тебя? – прокричал второй мотоциклист, уткнувшись в заднее колесо первого.
Первый поднял руку вверх и резко опустил её, давая знак спутнику, и сам заглушил мотор. Через секунду заглох мотор второго мотоцикла, и над лесом повисла давящая тишина.
– Мать, ты бы ушла с дороги. Мы бы дальше поехали, – ласково попросил первый мотоциклист.
– Какая я тебе мать? – огрызнулась бабка, обретая в привычной тишине былую уверенность. – Дальше
– Как это нет? – не понял мотоциклист.
– А так, нет! Для вас тут путь закрыт! – подтвердила бабка, поудобнее перехватив свою палку.
Подошёл второй мотоциклист, молодой парень с жиденькими рыжими усами.
– Кто это? – спросил он, обращаясь к своему спутнику.
– Без понятия, – честно ответил первый. – Вот, не пускает.
– Почему? – удивился второй.
– Сам спроси, – посоветовал первый.
– Женщина! – обратился рыжеусый к бабке. – Можно мы тут проедем?
– Нет! – твёрдо ответила бабка.
– А почему? – не унимался мотоциклист.
– По кочану! – ответила бабка. – Нет и всё тут!
– Сумасшедшая какая-то, – прокомментировал в полголоса рыжеусый поведение бабки. – Да что мы тут с ней базарим? Давай объедем её, да и всё! – подал он идею своему спутнику.
– Я тебе объеду! – закричала бабка и замахнулась на него палкой. – Я вам щас все драндулеты ваши расколочу!
– Эй! Эй! Осторожнее, – закричал рыжеусый, сделав пару шагов назад. – Ты хоть знаешь, сколько он стоит?
– Да хоть мильён! – не сдавалась бабка. – Всё равно дальше не пущу!
– Нечего с сумасшедшими разговаривать, – бросил рыжеусый соратнику. – Заводись, поехали.
И тут на тропинку перед бабкой выскочил кот.
– Не бросил всё-таки, – с облегчением вздохнула бабка.
Ещё через секунду вслед за котом на тропинку выскочил огромный чёрный пёс, и сразу ощетинившись, зарычал на мотоциклистов.
– Полкаша! – обрадовалась бабка. – Я уж думала, что не выдюжу, – и затем, гордо подняв голову, прокричала мотоциклистам. – Ну что, соколики! Разворачивайте своих коней, пока Полкан вам бошки не пооткусывал!
Полкан в подтверждение своих способностей зычно гавкнул, перекрывая рёв заводящихся моторов.
Оба мотоциклиста уехали так же быстро, как и появились.
На тропинке осталась только бабка с огромным чёрным псом с одной стороны и рыжим котом с другой.
– Ну что ж, думаю, пора, – сказала бабка своей свите, когда на лес начали спускаться сумерки.
Она развернулась и быстро зашагала по тропинке, опираясь на свой посох-палку. Пройдя шагов двести, она остановилась.
– Ждите здесь, – скомандовала она коту с собакой. – Нечего вам там делать.
Полкан смирно сел, провожая преданным взглядом хозяйку. Кот улёгся в его ногах и принялся громко мурлыкать.
Бабка прошла ещё шагов сто, спустившись к самой реке.
– Ну как ты, болезная? Разродилась? – проговорила она тихим, ласковым голосом, наклоняясь над большими зарослями папоротника, растущими у самой воды.
Навстречу ей из папоротника показалась оленья голова с большими чёрными глазами. Вслед за ней из зарослей, покачиваясь на неокрепших ещё ногах, вышел оленёнок.
– Вот и славно! Вот и хорошо! – прошептала бабка, протягивая руку к оленихе.
Животное, как будто чувствуя тепло, зажмурилось
– Умница, девочка, – прошептала старуха. – Отдохни тут ещё до утра. Утром уйдёшь. А мы тебя пока покараулим. Спи крепко. Не бойся ничего.
Бабка потрепала олениху за ухом и, развернувшись, зашагала по тропинке обратно, к поджидающим её верным Полкану и коту Василию.
Верность.
Всеми клеточками своего тела он чувствовал, что шевелиться не стоит. В мозгу даже промелькнула шальная мысль, что было бы неплохо умереть прямо сейчас, не дожидаясь мучительной кончины при попытках оторвать голову от подушки. Но умереть сразу не вышло. Немного расстроенный этой мыслью, Василий попытался открыть глаза. С первого раза не получилось. По глазам острой бритвой полоснул яркий свет, и они закрылись с такой скоростью, что казалось, звук от захлопнувшихся век долетел до самых дальних уголков больной головы. Но лежать просто так было скучно, и он попытался ещё раз. Осторожно разлепив опухшие веки, Василий стал оглядывать окружающее пространство. Знакомая трещина на потолке, упиравшаяся в старую люстру, немного порадовала. «Значит, дома. Хорошо», – промелькнуло в голове. Почему дома – это хорошо, Василий не знал. Он просто пытался найти в своём состоянии хоть что-то хорошее.
«Пить!» – прилетел из мозга очередной сигнал. Василий представил, как живительная влага прокатывается по высохшему горлу и наполняет жизнью всё его измученное тело. Картинка казалась такой чёткой, что пить действительно захотелось. Причём захотелось настолько сильно, что ради пары глотков он был готов даже попытаться повернуть голову. Приготовившись на всякий случай к скоропостижной смерти, Василий собрал остатки воли в кулак и осторожно застонал. Звук получился не очень. Помесь предсмертного писка среднеазиатского тушкана с выходящим из проколотого колеса воздухом, он не вызвал жалости даже у самого Василия. На стон никто не отозвался. «Ну, ты хотя бы попытался», – мелькнула в голове оправдательная мысль и сразу угасла. На смену ей пришла лёгкая паника. Василий прислушался. Вокруг царила полная тишина, которая говорила только об одном: помощи ждать не от кого. Это открытие вернуло Василия в начальную точку. Снова захотелось умереть. Но, судя по всему, для того, чтобы умереть, нужно было что-нибудь сделать. А вот делать хоть что-нибудь как раз не хотелось ещё больше, чем жить.
Просмотрев в потолок ещё несколько минут и так и не дождавшись лёгкой смерти, Василий понял, что вставать всё-таки придётся. Дав себе на подготовку ещё несколько минут, он попытался пошевелить правой рукой. К великому удивлению, рука поддалась с первого раза, и Василий поднял её перед своим лицом. Рука оказалась мужской, и почему-то с забинтованным средним пальцем. Этот факт немного озадачил Василия, но решив не искать пока причинно-следственные связи, он поднял вторую руку. Перед лицом показалась левая рука с такой же повязкой на пальце. «Это уже интересно», – мысленно улыбнулся Василий и, решив не останавливаться на достигнутом, рывком согнул ноги в коленях. Осмотреть результат этого действия он пока не мог, но что-то внутри подсказывало, что у него получилось. Осталось самое сложное – оторвать голову от подушки.