Аллигент
Шрифт:
Но на самом деле, я просто хочу занять себя другими мыслями, что бы не думать о Юрайе. Или Тобиасе.
– Кажется, что мы никогда не дойдём до конца всех этих обманов, Кара говорит, когда мы идем в сторону кладовой.
– Фракций, видео Эдит Приор, покинувшей нас... Все это ложь, разработанная, чтобы заставить нас вести себя определенным образом.
– Ты на самом деле думаешь ТАК о фракциях?
– говорю я, - Я думала, тебе нравилось быть в Эрудиции.
– Да.
Она чешет шею, оставляя красные полоски на коже от
– Но Бюро заставило меня чувствовать себя дурой, сражаясь за какую-либо из фракций, и за то, за что сражались Аллигенты. А мне не нравится чувствовать себя глупой.
– Получается, ты не считаешь, что что-либо из этого было стоящим?
– говорю я, - что-либо из всего того, что касается Аллигентов.
– А ты?
– Это спасло нас,- говорю я, - и это привело нас к правде. И в любом случае, это лучше, чем план Эвелин по бесфракционному обществу, в котором никто бы не мог выбрать что-
либо.
– Допустим, - говорит она, - я просто горжусь собой, потому что я могу видеть сквозь вещи, которые предполагает собой фракционная система.
– Знаешь, что Отреченные говорили о гордости?
– Полагаю, что-то не очень хорошее.
Я засмеялась.
– Абсолютно точно. Они говорили, что это не дает людям видеть правду о том, кем они являются на самом деле.
Мы дошли до дверей в лабораторию, и я постучала несколько раз, чтобы Мэттьюс услышал меня и впустил нас. Пока я ждала, когда он откроет нам дверь, Кара одарила меня странным взглядом.
– Старые записи Эрудитов гласили то же самое, в каком-то смысле, - сказала она.
Я бы никогда не подумала, что Эрудиты могли бы сказать что-то о гордости - что они хотя бы обеспокоивали себя с моральной точки зрения. Но, похоже, я ошибалась. Я бы хотела расспросить Кару по этому поводу, но к тому моменту дверь уже открылась и Мэттьюс стоял на входе, доедая яблоко.
– Не мог бы ты пропустить меня в кладовую?
– спрашиваю я - Мне нужно показать кое-что Каре Он доедает остатки огрызка яблока и кивает:
– Конечно.
Меня передергивает, когда я представляю горький вкус семян яблок и я иду за ним.
Глава 31.ТОБИАС
Я НЕ МОГУ вернуться к испепеляющим меня взглядам и неотвеченным вопросам общей комнаты. Я знаю, что я не должен возвращаться к вопросу о преступлении, даже если это не одно из тех безопасных мест, вход куда мне запрещен, но я чувствую, что мне нужно посмотреть, что происходит в городе. Будто мне нужно вспомнить, что есть еще один мир, за пределами это, где меня не ненавидят.
Я иду в комнату слежения и сажусь в одно из кресел. Каждый из множества экранов вокруг меня показывает разные части города: безжалостный маркет, фойе штаб-квартиры Эрудитов, Милленниум парк, павильон около Хэнкок-билдинг.
Долгое время я наблюдаю за людьми, мельтешащими по штаб-квартире Эрудитов,
Я встаю и нажимаю на экран указательным пальцем, чтобы включить звук. Первую секунду я слышу только движение воздуха, вместо голосов, но потом шаги. Джоанна Рейс приближается к моему отцу. Он протягивает ей руку для пожатия, но она не отвечает на этот жест и мой отец остается с протянутой воздуху рукой, куском приманки, который не сработал на ней.
– Я так и знала, что ты в городе, - говорит она, - они ищут тебя повсюду.
Несколько человек заходят в комнату слежения и собираются передо мной, чтобы посмотреть на это. Я с трудом замечаю их. Я наблюдаю за тем, как рука моего отца возвращается на свое место, сжимаясь в кулак.
– Я чем-то обидел тебя?- говорит Маркус.
– Я позвал тебя, потому что думал, что ты мне друг.
– Я думала, ты позвал меня, потому что знаешь, что я все еще лидер Аллигентов и ты хотел иметь союзника, - говорит Джоанна, нагибая голову так, что прядь ее волос падает на ее глаз, задетый шрамом, - и в зависимости от того, что является твоей целью, я продолжаю так думать, Маркус, но я не могу сказать, что наша дружба закончилась.
Маркус сводит брови. Мой отец выглядит, как человек, который раньше был привлекательным, но с возрастом его щеки ввалились, черты его лица стали суровыми и строгими. Его волосы, постриженные почти полностью, в стиле Отреченных, не спасают положение.
– Я не понимаю,- говорит Маркус.
– Я говорила с некоторыми из моих друзей Искренних, - говорит Джоанна, - они сказали, что твой сынок под действием сыворотки правды рассказал, что все те грязные сплетни, распущенные Джанин Мэтьюз о тебе и твоем сыне были правдой. Это так?
К моему лицу приливает кровь, и я погружаюсь в себя, сгибая плечи.
Маркус качает головой.
– Нет, Тобиас...
Джоанна поднимает руку. Она говорит с закрытыми глазами, будто не может смотреть на него.
– Умоляю. Я видела, как ведет себя твой сын, я видела, как ведет себя твоя жена. Я знаю, как выглядят люди, которые были подвержены насилию.
Она убирает волосы за ухо.
– Мы сами осознаем это.
– Ты не можешь верить, - начинает Маркус. Он мотает головой, - я сторонник дисциплины, да, но я лишь хотел, как лучше.
– Муж не должен дисциплинировать свою жену, - говорит Джоанна, - даже в Отречении. А что насчет твоего сына... хорошо, скажу, что я верю, что в этом твоя вина.