Ангелочек. Время любить
Шрифт:
– И я сразу же прибежала. – Анжелина вздохнула. – Скажи, что же произошло?
– Лорд Малькольм Брунел знает мадемуазель всю жизнь. Его родители приезжали на юг Франции за трюфелями и изысканным вином. Там они подружились с родителями мадемуазель. По его словам, мадемуазель Жерсанда и лорд Малькольм танцевали во время их первой встречи в замке семейства де Беснак. Но в то время я еще не состояла на службе у этой семьи. Они часто виделись, когда наступало лето. Мадемуазель охотно вышла бы замуж за этого англичанина, такого красивого в молодости. Но однажды он ей написал, что женился. О том, что было дальше,
Октавия перевела дыхание. Прижавшись к матери, Анри заснул, убаюканный монотонным голосом служанки.
– Так вот, мы приехали в Люшон. Все эти бесконечные прогулки в коляске по окрестностям города, обеды в лучших ресторанах, разговоры… У меня, мои дорогие, была небольшая комнатка в гостинице, где я отдыхала. Они же, мадемуазель и лорд, вечно куда-нибудь выезжали. Они слушали музыку в парке Кенконс, где около павильонов играл оркестр, любовались потрясающим водопадом в конце пыльной аллеи. Я говорила себе: все это подозрительно, дело пахнет помолвкой. Энджи, если бы ты видела мадемуазель! Она расцвела, она смеялась, она покупала безделушки, карамель…
– Боже, об этом можно только мечтать! – воскликнула восхищенная Розетта. – А вот мне в Люшоне не было так весело…
– Если ты богата, девочка моя, у тебя не возникает никаких проблем, – назидательным тоном произнесла Октавия. – Однако деньги не делают человека счастливым. Но вот как закончилась история мадемуазель. Вчера в полдень наш мсье Малькольм пригласил ее на обед. Разумеется, меня там не было. Но когда она вошла в мою комнату, я увидела, что она вся в слезах, бледная и держится рукой за сердце. Да, лорд Брунел говорил о свадьбе. Но, увы! Он имел в виду хорошенькую лондонку пятидесяти двух лет, вдову, леди – не знаю… Думаю, мадемуазель надеялась выйти за него замуж, и теперь она пребывает в печали. А печаль означает у нее резкую смену настроения, нервные припадки, приступы гнева.
Анжелине стало жаль Жерсанду, и она покачала головой.
– Он спрашивал у нее совета? – предположила она. – Он что, слепой или идиот, этот мужчина? Мадемуазель словно помолодела. Ей было так весело! Он должен был бы понять, что она ждала от него предложения руки и сердца.
– А я не такая уж глупая! – с усмешкой сказала Розетта. – Что я вам говорила, мадемуазель Энджи? В воздухе пахло любовью, но только с одной стороны. Черт!
– Розетта! Не смей больше произносить таких слов!
– Правильно! – поддержала Анжелину Октавия. – Надо думать о воспитании малыша.
Ребенок дремал, засунув большой палец в рот. Его нога касалась спины Спасителя, стоявшего рядом с Анжелиной.
– Я отнесу Анри в его кроватку, – сказала Анжелина. – И заодно загляну к Жерсанде. Я волнуюсь за нее.
Октавия скорчила ироничную гримасу и добавила:
– Возможно, она расскажет тебе больше, чем я. Но сомневаюсь. Мадемуазель всегда была очень гордой. Впрочем, она сама страдает от этого.
– Или от любви, – возразила Розетта, довольная, что не ошиблась в своих предположениях. – А теперь, Октавия, я вымою посуду. Я просто должна быть полезной.
Анжелина оставила их. Осторожно неся свой драгоценный груз, она на цыпочках вошла в комнату мальчика. Там
– Мадемуазель, дорогая мадемуазель! Прошу вас, успокойтесь! – прошептала Анжелина, садясь на краешек кровати.
– Это ты, Энджи? Боже! Я не должна называть тебя так, поскольку это имя придумал тот извращенец. Но оно такое нежное, его так легко произносить! Энджи, дорогая! Мне так грустно!
Старая дама повернулась к Анжелине лицом. Ее щеки порозовели, нос покраснел от слез.
– Полагаю, Октавия рассказала тебе о моих злоключениях. Иначе ты не пришла бы ко мне и не смотрела бы на меня с такой жалостью.
– С сочувствием, – поправила молодая женщина. – А это не одно и то же. Послушайте, Жерсанда, вы действительно хотели выйти замуж за этого человека? Но тогда вы уехали бы в Англию. А как же мы?
– Надо же! Ты теперь зовешь меня Жерсандой. В таком случае дело плохо. Энджи, я проявила позорную доверчивость, за что подверглась ужасному унижению, получила своего рода моральную пощечину. Малькольм был таким предупредительным, таким любезным! В Люшоне я была на седьмом небе от счастья. Я открывала для себя радости, знакомые влюбленным парам, которые переживают удивительные моменты, когда им с самого раннего утра не терпится увидеть друг друга. Но это была только иллюзия. Вчера вечером лорд Брунел медоточивым тоном заговорил со мной о свадьбе. Я думала, что мое сердце выскочит из груди.
– И что же он вам сказал?
– Он начал так: «Моя дражайшая Жерсанда, я хочу вам кое в чем признаться. Я не предполагал, что ваше общество доставит мне столько удовольствия. И теперь я решил пересмотреть свои взгляды на свою холостяцкую жизнь. Я хотел остаться верным памяти моей покойной жены. Полагаю, это было слишком большой жертвой с моей стороны». И ля-ля-ля! И ля-ля-ля! – сквозь слезы возмущалась Жерсанда.
– Признаю, подобные слова могли привести вас в смятение!
– Конечно! А потом он попросил у меня совета. «Что вы думаете, мой старинный друг, если я женюсь на одной из самых очаровательных женщин, которых я по воле Господа встретил на своем пути? Умная, воспитанная, с прекрасными светлыми глазами…» Я задрожала от волнения, затряслась всем телом, Энджи. Увы! Нож гильотины упал, когда он заявил: «Речь идет о леди Беатрикс. Она моложе меня лет на двадцать и тоже вдова». Боже мой! Если бы меня пронзили кинжалом, я бы не так страдала.
Анжелина затаила дыхание, пораженная этим явным преувеличением.
– Вы были до такой степени влюблены? – ласково спросила она.
– Не знаю. Мне льстило, что за мной ухаживали, осыпали ласками. Он обнимал меня, гладил мои руки. Но это было лишь проявлением дружеских чувств.
– Он вас уже разочаровывал в прошлом, не так ли?
– О! Вечно эта Октавия! Старая сорока, вот кто она!
– Не стоит на нее сердиться, мадемуазель. И я повторяю свой вопрос. Как бы вы поступили по отношению к Анри и ко мне, если бы Малькольм Брунел предложил вам стать его женой?