Анна и Дракон
Шрифт:
Остаток пути Бартоломео и его свите пришлось пройти пешком: в поместье никакие другие перемещения не допускались.
«Еще одна человеческая привычка — ходить!» — недовольно подумал Доунс, выходя на подъездную аллею.
Издалека виднелся помост, окруженный ничего не подозревающими подданными тайсарской империи. На импровизированной сцене акробаты показывали чудеса гибкости под неистовые звуки музыки и гиканье толпы. Последний принц императорского дома расположился на террасе. Вся его поза выражала лень и самодовольство. Он полулежал в кресле, вытянув вперед длинные ноги. Голова Драго покоилась на изголовье, и глаза слегка прикрыты. Невнимательному наблюдателю могло показаться, что местный властитель судеб задремал, если
Новоявленная тайсарка носила ребенка, и у канцлера возникло странное ощущение, что он видел эту женщину раньше. Он видел ее всегда.
Сначала в детстве, когда родители представляли его ко двору, потом всю жизнь на портретах, украшающих личные апартаменты императора. Бартоломео смутно надеялся, что ошибается, ведь не могут же живые существа разных видов так походить друг на друга. Но шепот за спиной дал понять, что ни ему единственному привиделась праматерь-императрица Линной.
«Наемники не решатся напасть, — правильно оценил ситуацию канцлер. — Придется проситься на ночлег, под предлогом дальнего перехода, свято надеясь, что последние новости из тайсарских владений еще не достигли этой глуши. А когда все угомонятся, можно будет увлечь Драго с собой и убить за пределами замка. А потом расправиться с его женой. Хотя… эту красотку я бы не прочь сделать своей наложницей».
Додумать свой план окончательно Доунс не успел. Драго заметил его и поприветствовал ленивым взмахом руки, даже не поднявшись навстречу.
— Наглый дикарь, — разозлился Доунс, направляясь со своим отрядом прямо к террасе. Он, сдерживая раздражение, дал понять своему немногочисленному отряду, что сейчас нападать на последнего из тайсарских принцев и его жену не собирается. Тяжело поднявшись по ступенькам, канцлер Доунс криво поклонился принцу крови.
— Мы живем без церемоний, Бартоломео! — вместо приветствия медленно произнес любимый правнук императора, чем вызвал у канцлера новый прилив злости.
— Проходи, располагайся. — Драго обвел рукой пространство вокруг себя. — У нас отличный повар, не хуже, чем в императорском дворце, имеется вода из родников Наутримбии.
«Представляю, что тут у вас за кухня», — мысленно выругался Доунс, а вслух сказал:
— Мы не голодны, а вот воды из священных источников выпьем с удовольствием.
Все тем же ленивым взмахом Драго дал указание прислуге, а сам снова сосредоточил все свое внимание на жене. Пара крепких тайсаров вынесли на террасу огромный хрустальный чан, переливающийся в электрическом свете всеми цветами радуги и бросающий блики на такой же хрустальный ковш и настоящие тайсарские кубки. Вода в чане казалась бирюзовой, и не осталось сомнения, что ее набирали из святых родников. Отряд расступился, оказывая честь своему командиру первому отведать священной влаги.
Канцлер выпил залпом два кубка и внезапно остановил взгляд на жонглерах, сменивших акробатов на помосте. Он тяжело опустился в кресло, услужливо придвинутое гвардейцем Драго, и устало прикрыл глаза, пытаясь скорректировать первоначальный план устранения последнего представителя императорской семьи. Но мысли разбегались, и им на смену приходила пустота, черная и пугающая. Бартоломео Доунс, главный канцлер Тайсарской империи, с трудом открыл глаза и, крепко взявшись за подлокотники кресла, с неимоверным усилием поднялся на ватных ногах.
В тот же момент рядом с ним оказался Драго и со стремительностью, свойственной людям, приставил нож к горлу.
— Все кончено, Доунс, — громко и отчетливо проговорил Кэлоджеро. В его голосе звучали лишь стальные нотки, а от лени и сибаритства не осталось и следа. — Заговор раскрыт. И именем императора ты и твои люди арестованы.
Бартоломео Доунс, великий канцлер, собирался осведомиться, именем какого императора его
Она смотрела на грузную фигуру Доунса, упавшего обратно в кресло, прекрасно понимая, что все кончилось. Их с Драго план сработал, и они спасены. Но что-то темное и зловещее не давало покоя. Анна, прижавшись к стене, наблюдала, как ее муж резко и властно отдает приказания, как Доунса и его наемников в бессознательном состоянии перемещают в подземелье, где сразу же закуют в кандалы, и куда не попадет ни один луч света. Она почувствовала, как ее сильные руки мужа подхватывают, как его нос мягко утыкается в ее шею, вдыхая запах, а губы целуют ключицу.
— Мы победили, любовь моя, — прошептал Драго, успокаивая ее. И в этот момент Анна отчетливо поняла, что вместо нежности и покоя на нее накатывает ужас, словно рядом пронеслось дыхание смерти.
Бартоломео Доунс пришел в себя в узком склепе, черном, как могила, и попытался как-то сдвинуться с места, сесть или лечь, но оказалось, что со всех сторон его окружают каменные стены, не давая даже пошевелить руками или ногами. Он попробовал подтянуться вверх, чтобы немного расслабить затекшие мышцы спины, но его голова уперлась в камень. Доунс уговаривал себя, что все-таки его приказ вот-вот будет приведен в исполнение и верные подданные найдут и освободят своего предводителя. Но время тянулось слишком медленно, подчас останавливаясь или вовсе ускользая от Бартоломео. Он даже не предполагал, как давно находится в этом ужасном месте и сколько еще предстоит провести здесь. Но в какой-то момент, после нескольких часов забытья, великий канцлер осознал, что приказом пренебрегли, и помощь не придет.
И тогда, потеряв самообладание, привитое ему с раннего детства, он завопил, дико и надсадно.
Но его крики утонули в глухом подземелье, вырытом и обустроенном в средние века какими-то предками Драго. Сколько времени он провел в каменной могиле, крича до хрипа и шепота, а потом, снова впадая в забытье, Доунс не знал, когда потолок над ним раздвинулся. Пол стал двигаться вверх, пока подбородок пленника не оказался вровень с полом темницы, а глаза — со странными белыми ботинками и краем черных штанов, что впору носить ремесленникам. И то и другое принадлежало Драго, присевшему на корточки рядом с головой бывшего канцлера. Кэлоджеро резким движением оттянул волосы узника со лба назад, заставив смотреть прямо в глаза.
— Рассказывай, Доунс! — приказал тайсар-полукровка, волею самого канцлера в одночасье ставший императором.
— Ты победил, — прохрипел Бартоломео. — Хитростью, недостойною тайсара…
— А ты полагаешь, что я, как жертвенный ягненок, готов идти на заклание? — криво усмехнулся Драго. И тут Доунс понял, что даже находясь в столь незавидном положении у него есть возможность добить врага. Нанести последний удар, стирающий выражение победного самодовольства с наглой физиономии.
— Заклание? — тихо повторил Доунс. — Хорошее слово. Очень. Что ты хочешь услышать, жалкий потомок тайсара? Мнишь себя императором? Думаешь, что победил? Но именно сейчас твоя королева в руках моего кнелта. Ему безразлично, беременна ли твоя жена или похожа на нашу праматерь. Ты же знаешь, что кнелту все равно, впрочем, как и стуну, которого помогла приманить Эмма. А ведь этот старый дурак, твой прадед — язык не повернется назвать его императором — по моему совету отправил всем своим отпрыскам в подарок дрессированных кнелтов. А ведь их муштровал я. Лично! На собственной ферме! Они подчиняются каждому моему приказу, каждому взгляду. И сейчас, пока ты тут болтаешь со мной, моя кнелта перегрызает горло твоей жене. А потом придет и твой черед. Не сомневайся, император!