Антибол. Сбитый летчик
Шрифт:
Щас я им устрою праздник безделья. Небо с овчинку покажется.
Интересно, это просто свидание? Или сразу перепихон?..
Сиреневый цыплёнок появился на поле, неся перед собой что-то вроде садка для карасей.
В садке — металлической сетке с крышкой — подпрыгивал мяч.
— Мы готовы, тренер! — радостно замахал хвостом Тарара, когда я подошел к центру поля. — Эх, сейчас поиграем…
Троглодит радостно
Цыплёнок робко остановился поодаль. Мяч в садке проявлял нетерпение: бился о стенки и подпрыгивал, было видно, что удерживать его в садке удаётся с большим трудом.
— Эй, ты… Как там тебя? Подойди.
Цыплёнок робко переступил с лапы на лапу. Шпоры у него были здоровенные, как у матёрого петуха.
— Вы ко мне обращаетесь, тренер? — спросил он, не приближаясь.
— А ты ещё кого-то видишь? — я сделал несколько шагов по направлению к цыплёнку. Мяч в сетке перестал прыгать и начал принюхиваться. — Как тебя зовут?
— Вы хотите знать моё имя?
Я хотел зарычать. Но сдержался. Цыплята — существа нежные, ещё в обморок хлопнется…
— Да. Я хочу знать, мать твою, как тебя зовут.
— Никому неинтересно, как меня зовут, тренер.
— Р-РРР…
— Кунг-Пао, тренер. Меня зовут Кунг-Пао.
Я втянул носом воздух.
— Прекрасно, Кунг-Пао. Не так уж и трудно, да? А теперь… Унеси, нахрен, мяч.
Оживленная беседа за спиной внезапно смолкла.
Я мысленно усмехнулся.
— Но тренер, — цыплёнок шаркнул лапкой, вырвав солидный пучок травы. Железной!.. — Я думал, вы сказали, что будет тренировка.
— Именно так.
— Но…
— Марш с поля, и чтоб духу твоего здесь не было.
Цыплёнок бодро затрусил прочь, держа садок в клюве и помогая себе короткими пухлыми крылышками.
А я повернулся к команде.
— Значит, так. Для начала — двадцать кругов вокруг поля. Потом — пятьдесят отжиманий.
Не знаю, чем будет отжиматься желе, но меня это не егорит.
— ПОГНАЛИ, ДЕВОЧКИ! Кто последний — тот лох.
Сначала медленно, но всё набирая скорость, моя расстрельная команда припустила к кромке поля.
А я пошел на трибуну. Сверху наблюдать удобней.
Интересно: куда мы пойдём?.. Слышал, здесь уйма пабов. И это логично: если нет жрачки, а только выпивка, что ещё делать после рабочего дня? То есть, ночи.
Блин, всё не как у людей.
—
Двадцать кругов они пробежали так, словно у каждого в заднице — батарейка.
Выстроились полукругом перед тем местом на трибуне, где я сидел…
— Эй, девочки, забыли что дальше?
— Можно вопрос, тренер? — Тарара дисциплинированно поднял лапку.
Ну, щас начнётся… «Мы футболисты, а не бегуны, мы должны играть, а не бегать…» Плавали, знаем.
— Валяй.
— А что такое «отжиманий»?
И вот тут я прикусил язык. И молча пошел на поле.
— Отжимания, — упав в планку, я сделал пяток быстрых жимов. — На двух руках… На каждой руке, по очереди… На одной руке, с забросом второй за спину… С хлопком… — чёрт, по жаре не так прянично, как в родных сугробах. Надо будет одеваться полегче. — Уяснили? Приступаем.
— Что-то я не слишком хорошо понял, тренер, — с растяжечкой, лениво заявил Руперт. — Может, покажете ещё разок?
— Тем, кто не понял — сто кругов вокруг поля. ВПЕРЁД, ДЕВЧОНКИ!
Я вас измотаю. Будете знать, как проигрывать.
Презрительно хрюкнув, Руперт припустил вдоль трибун.
— Если вы хотите наказать дракона, то вам нужна палка побольше, тренер.
Уриэль. И судя по всему, он прав: Руперт бежал всё быстрее, его ноги работали, как поршни паровоза, лицо излучало упрямство и целеустремлённость выпущенной из пистолета пули.
— Дракона? — переспросил я. Вот уже второй раз мне попадается этот термин… Или погоняло, или прозвище — хрен проссыш.
— Вы действительно хотите видеть?
Оглянувшись, я внимательно посмотрел на синекожего парня.
Ну, белые, словно бы выгоревшие волосы. Ну, партаки по всему телу. А в остальном…
— Я разве давал команду расслабиться?
Уриэль ни капельки не смутился. Сверкнул на меня своими синими глазами без зрачков, и переспросил:
— Так хотите?
Я просто пожал плечами. Ну что он может мне показать такого, чего я ещё не видел?
Уриэль повернулся в сторону Руперта, а потом вложил два пальца в рот и пронзительно свистнул.
То есть, мне показалось, что это был свист.
В ушах забулькало, нос заложило, а в лобных пазухах кто-то неприятно закопошился.
Но я мгновенно забыл обо всех этих ощущениях, как только увидел…
Точнее, никакого перехода я не увидел.