Антибол. Сбитый летчик
Шрифт:
— Ага. Реальность стукнула тебя по башке и выбила последние мозги.
Тяжело вздохнув, Даня опустился в своё потрёпанное директорское кресло. Одно колёсико у него немилосердно скрипело, и когда он шевелился, издавало совершенно неприличные звуки…
Но смеяться почему-то не хотелось.
— Слушай, я же не прошу у тебя денег, — я привёл последний, запасной аргумент. — Я просто обещаю: через год у тебя БУДЕТ команда, способная выйти не только в Первую, но и в Премьер-лигу.
Он молча
А потом уткнулся в свои бумажки, шумно дыша и шаркая по полу подошвами стоптанных ботинок.
И сделал вид, что меня нет.
Посидев пару минут, я поднялся.
Взял костыль и похромал к выходу.
Реальность, беспощадная ты сука… Стукнуть по башке — это так, для разминки.
Вот влезть в жопу без мыла — это ты любишь больше всего.
Стоя на вершине лестницы, я размышлял над тем, не скатиться ли мне по ступеням? Бросить нахрен костыль, закрыть глаза, и…
Сбитый лётчик.
Сжав челюсти, я упёр костыль в верхнюю ступеньку. Покрепче сжал рукоять, перенёс вес тела…
Вдох — выдох. Вдох… выдох.
Козырёк, бляха медная, ему новый подавай… И не понимает, чудак-человек, что козырёк — дело наживное.
Будет всё путём — сам течь перестанет.
Спускаясь по шести грёбаным пролётам, я продолжал злиться на Даню. Злиться я люблю, помогает вставать по утрам.
Помогает ходить на работу — каждый, мать его, грёбаный день, без выходных и праздников.
Потому что только работа позволяет забыть о боли.
Забрав у вахтёрши парку, выкатился на улицу. Пар оседал вокруг лица густыми клубами, уши сразу онемели.
Но я всё равно не стал накидывать капюшон. Не стал вызывать такси…
Решил проветриться.
СКРИП-скрип, хрустел снег под ногами. СКРИП-скрип.
Ненавижу.
Но колено может вылететь в любой момент, и без чёртовой палки я буду, как черепаха на льду.
Через пару минут пожалел о решении идти пешком. По такой погоде два квартала — это как до Луны пешкодралом, и всё раком.
Плюнул, полез за пазуху за айфоном.
Батарея сказала «азис». Такой, видать, сегодня день — всё через одно место.
Чуть не кинул айфон в сугроб, еле сдержался…
Новый-то денег стоит.
При мысли о деньгах снова вспомнился Курицын. К бабке не ходи, через год он уже будет в Премьер-лиге, а через пару лет играть за какую-нибудь Баварию или Бенфику… А мы так и будем сидеть в жопе.
В этой ледяной, занесённой снегом восемь месяцев в году, жопе.
— Тимур Владимирович?
Лимузин был крутой. Чёрный, с тонированными стёклами и логотипом из двух серебряных крыльев и буквы «В» между ними.
Шины шуршали солидно и дорого, а из приспущенного
— У моего хозяина к вам разговор, — сказал обладатель глаз. Так и сказал: «хозяина».
Я на него даже не посмотрел.
— В жопу идите оба.
И похромал дальше.
Знаем мы, кто в нашем насквозь промёрзлом городишке ездит на таких тачках.
Как только я здесь обосновался, посыпались, как дохлые вороны с неба: ах, Тимур Владимирович, какая честь… А не согласитесь ли вы тренировать нашу команду?..
Детская лига, от трёх до семи. И детки все, как на подбор: толстомордые, надменные, с личными водилами, утиральщиками носов и подтиральщиками попок.
В гробу я видал такую команду. Они ж из-за пореза бумагой истерику закатывают. А тут — спорт.
Нет уж, идите в жопу, господа олигархи, вместе со своими детками. Им до юниорской лиги как до Китая — раком.
Мне настоящие спортсмены нужны.
Задумавшись, я не заметил, что лимузин, чуть заехав вперёд, остановился.
Очнулся, когда из него выскочил вертлявый хмырь в тёмных очках и преградил мне путь.
Дать бы ему в харю. Да не отмоюсь потом: у этих сраных олигархов все менты купленные.
— Простите, что настаиваю, Тимур Владимирович, но настоятельно рекомендую сесть в салон, — сказал хмырь.
Вежливый, бляха медная.
— А вы кто такие? — я решил тянуть время. Как на грех, кроме меня, на улице — только снег. А его в свидетели не запишешь…
— Меня зовут Шпуля, — сказал хмырь. Руки не протянул — умный мальчик. — В салоне ждёт мой работодатель, его зовут Лука Брази. Он просто хочет поговорить.
Я насторожился.
— Лука Брази? — что-то такое в памяти… — Не местный? Итальянец, что ли?
С хрена я сдался итальянцам?.. У них своих тренеров — как собак нерезаных. Один Моуриньо чего стоит.
— Самый, что ни на есть, местный, — нос у хмыря покраснел, уши побелели. В модном, с искрой, костюмчике, явно не рассчитанном на наши погоды, его уже начало потряхивать. — Но не отсюда. Прошу вас: просто послушайте, что он скажет.
Одно из задних тонированных окон опустилось сантиметров на пять. Пахнуло тёплым воздухом, дымом сигар, и чем-то ещё… нездешним, экзотическим.
Цветами какими-то или фруктами.
— Ладно, — пока препирались с хмырём, я тоже окоченел. В нашем климате стоять нельзя. Движение — это жизнь… — Проедусь с вами пару кварталов, до своего дома, — Шпуля тут же кивнул, сверкнул вымученной улыбкой и бросился открывать мне дверь. Я его оттолкнул. Что я, инвалид, что ли?.. — Поди знаете, где я живу, а?