Антибол. Сбитый летчик
Шрифт:
Но ведь ещё есть Глазастик. Она ждёт меня, она меня любит…
А ведь я могу забрать её сюда! Возможно даже… Местные целители ей помогут? Не то, чтобы я не люблю её такой, как она есть. Но ведь каждый родитель желает своему ребёнку счастья…
— Есть у меня одна сестра, так вот она недавно хотела меня убить, — внезапно поделился Макс.
Я посмотрел на него непонимающе.
— Я к тому, что семья — это не всегда очешуенно
— Знаешь, чувак, — я посмотрел на него с сочувствием. — Многие тебе тут завидуют. Убей, не возьму в толк — почему.
И я пошел дальше. Мыслями я уже был далеко: в раздевалке, с ребятами.
Но всё-таки… Всё-таки кое-что нужно прояснить. Прямо сейчас.
— Так вы будете играть без тренера? — обернувшись, спросил я у Макса.
— Получается так, — он обезоруживающе улыбнулся. Подлец.
— Мы тоже.
— В смысле… ты тоже увольняешься прямо сейчас?
— В каком-то смысле.
И я всё-таки открыл дверь в раздевалку.
Без Руперта раздевалка казалась непривычно пустой, гулкой. На ребят было больно смотреть.
Тарара, забыв о желто-зелёной раскраске, покрылся бледно-синюшными пупырышками, Мефодий приобрёл погребально-чёрный цвет.
И только Гортензий излучал успокоительный запах валерьянки.
— Так, ребята, — сказал я самым деловым тоном, на который был способен. — Во втором тайме нам нужно забить хотя бы два мяча — и это при условии, что Сынам мы не дадим забить ни одного.
Нет, на меня даже не посмотрели, как на идиота.
Вообще не посмотрели.
— Эй, я кому вам говорю! Собрались уже, через десять минут на поле.
— Да, тренер, — раздались покорные, обречённые вздохи. — Мы будем стараться, тренер…
— Мы отомстим за Руперта, тренер.
Андромеда демонстративно застегнула кованый лифчик. Обычно на игры она его не надевала. Но сейчас, напяленный поверх майки с номером, он смотрелся неуместно, угрожающе и совершенно однозначно.
Это война, — как бы говорил он. — Война на уничтожение.
— Мстить надо не дракой, — я вспомнил ободранные костяшки Макса. — Мстить надо мастерством. Превосходством на поле. Если мы победим…
— У них теперь преимущество, — угрюмо перебила Зебрина. — Без Руперта нас осталось всего десять.
— Нас всё ещё одиннадцать, — сказал я.
— Ух ты, — Зебрина сощурилась и шмыгнула носом. — Вы всё-таки решились выпустить на поле Ролло? А что? Неплохая стратегия…
— Нет. Я имел в виду совсем другого игрока.
Вот теперь на меня уставились с полным непониманием.
И только падший ангел Уриэль, слегка усмехнувшись, открыл свою сумку и достал свежий, ненадёванный комплект
— Номер десять подойдёт, тренер? — спросил он, протягивая мне зелёно-желтую стопку.
— Спасибо, брат, — приняв форму, я стянул через голову олимпийку вместе с майкой. — Но… Как ты догадался?
— Просто вы этого хотите больше всего на свете, тренер, — ответил ангел.
— Ангелы видят в наших сердцах, — благоговейно прошептала Андромеда. И посмотрела на меня сияющими глазами. — Это правда, тренер? Вы выйдете на поле? Вместе с нами?..
— Отныне я не тренер. Зовите меня Тимур, ребята.
Я уже натянул майку, спортивные трусы, и прыгал, одновременно разминаясь и проверяя, хорошо ли затянуты шнурки на бутсах.
— Урра! — Тарара вскинул к потолку верхние лапки. — Задницы навсегда!..
— Да!.. — подхватили остальные.
— Задницы как звезда!
— Да!..
— Задницы всем дадут дрозда!
— Да!
Так мы и вышли на поле, скандируя кричалку собственного сочинения.
Господи. Если ты есть на этом свете. Спасибо, спасибо, спасибо тебе за то, что дал мне испытать это чувство ещё раз…
— Ты дурак, тренер, — мастер Скопик флегматично отметил в блокнотике замену игрока. — Всего лишь человек. На поле ты будешь — как окурок сигареты перед дыханием дракона.
Я широко улыбнулся.
Наконец-то мускулы лица вели себя, как надо! Я был безмерно, по-настоящему счастлив…
— Иди ты в жопу, — доброжелательно сказал я Скопику и побежал к своим.
Ну и хрен с ним, если влепит горчичник за неуважение к судье…
Но дельную мысль он высказал.
По сравнению с горгонидами, октапоидами и минотаврами, я — как ромашка на пути комбайна. Это видно, и это прекрасно все понимают.
Этим надо воспользоваться.
Я сорвался с места, как только прозвучал свисток к началу игры. Никто от меня этого не ожидал — особенно, Сыны Анархии.
Наверняка они сейчас пребывают в такой же растерянности, как и мои ребята, — напомнил я себе.
Но сейчас мы в равных условиях. Я больше не тренер. Я футболист.
Я футболист! — подхватив мяч, я что есть сил погнал его к воротам противника.
Мяч был свежий, отдохнувший и не такой лохматый, как в первом тайме. Он зубасто щерился, рычал и норовил вцепиться в носок бутсы.
Вся тонкость в том, чтобы гнать его, не давая вцепиться в себя или отвлечься на что-нибудь интересное, например, других игроков…
Все: и свои, и чужие, остались страшно далеко позади — метрах в трёх.