Антибол. Сбитый летчик
Шрифт:
— Доктор сказал, уйдёт несколько недель.
— Просто он плохо знаком с моим двоюродным братцем, — к нам подбежала Зебрина. Девчонка запыхалась, на нежных щечках горел румянец… И куда ей замуж? Совсем пигалица. — Рупи, как услышал о том, что мы едем на Игры, сразу пошел на поправку. Ведь мы же без него не поедем, да? — она с тревогой заглянула мне в лицо.
Я не смог ей ответить.
Челюсти свело судорогой, горло словно сдавил железный обруч — или хвост спортивного корреспондента…
—
— Сказать что?
Ребята, перестав прыгать, столпились вокруг. Вопрос задала Андромеда. Она всё ещё была в своём боевом лифчике, хотя уже и без майки.
Зрелище завораживало.
— Ну давай, тренер, — подзуживала Лилит. И не надо на меня так смотреть. Дырку прожечь у тебя всё равно не получится.
— А очень бы хотелось, — прорычал я.
Лилит закатила глаза.
— Что-то случилось, тренер? — впервые Тарара не поднял руки перед тем, как спрашивать.
— Мы сделали что-то не так? — со всех сторон зашелестел глухой ропот. В спину мне кто-то горячо и нервно задышал…
— Что, не хочешь им говорить? — вот ведьма. А ведь было так хорошо… — Тогда скажу я, — она гордо вздёрнула подбородок и обвела ребят взглядом. — Тренер Тамерлан уезжает сегодня домой. Вот! — Лилит положила на тумбу в центре раздевалки бумажный пакет. — Лука Брази просил передать… Здесь карточка портала и деньги.
С каменным лицом я взял конверт и надорвал сбоку.
Так и есть.
Белую карточку портала я сразу узнал. А вот деньги…
Вместо золотой монеты в конверте лежала ещё одна карточка. Московского банка.
И записка:
«Поскольку ты плохо разбираешься в курсах валют, я взял на себя труд перевести твой гонорар в привычные рубли и открыл небольшой, но приятно округлый счёт на твоё имя. Л. Б.»
— Вот видите! — Лилит стояла, подбоченившись и выставив одну ногу. Выглядела она так, словно я её соблазнил, обрюхатил, а теперь отказываюсь содержать ребёнка.
Ведьма.
— Это правда, тренер? — первым спросил Тарара.
— Я… — вдох, выдох. Вдох… — Я собирался вам сказать. После игры.
— Сейчас как раз после игры, — простодушно заметил троглодит.
Я сглотнул. В горле словно застрял комок шерсти, он царапал глотку, и исчезать не собирался.
— Мне нужно домой. Честно. У меня там дочка… Она маленькая, и… она — моя единственная семья.
— Я думал, мы — ваша семья, тренер, — глаза троглодита уже были полны слёз.
У меня мерзко щипало в носу.
Срань! Срань это всё.
— Ты не ошибся, Тарара, — почесал нос. Стало чуток легче. — Вы тоже моя семья. И я… Я никогда вас не забуду.
Я
Остальные тоже молчали. Никто не пошевелился, никто не двинулся с места.
Тогда я взял конверт и пошел к выходу из раздевалки.
— Тренер! Поздравляю с победой…
— Спасибо, Кунг-Пао. И тебя туда же.
Я прямо чувствовал, с каким недоумением смотрит он мне вслед.
И не оглядывался.
Сжав челюсти, почти добежал до своей каморки, рванул дверь и тут же запер её с другой стороны. Привалился к филенке…
Надо всё сделать быстро. Ненавижу прощания, расставания, сопли, слюни…
В-основном, свои сопли и слюни.
Как-то так всегда получается, что я разнюниваюсь больше всех.
Надо собрать вещи.
Подойдя к шкафу, я распахнул дверцы. Так, где моя спортивная сумка?..
Пару минут простоял в ступоре, потом захлопнул шкаф.
Здесь нет ничего моего. Всё, чем я пользовался, притащила сюда Лилит. Одежда, обувь, даже крем для бритья.
Ну что ж, тогда… можно двигать.
Порывшись в конверте, я вытащил белую карточку портала и решительно прилепил её к стене.
Открылась уже привычная чёрная дыра, из неё дохнуло запредельным холодом. Образовался сквозняк, на журнальном столике сконденсировался иней.
Кажется, я даже почувствовал запах снега…
Стоял перед порталом, пока не заледенела морда. Но так и не смог сделать шаг.
Я хотел, честно хотел.
Вспоминал Глазастика, её улыбку, её детский голосок…
Но почему-то перед глазами всё время маячили совсем-совсем другие морды. Мохнатые, зелёные, снабженные ненормальным количеством глаз, клыков и других анатомических подробностей.
А ещё я всё время думал о Руперте.
Что он подумает, когда узнает, что я ушел, а с ним так и не попрощался?..
Рука потянулась к стене сама.
Так со мной бывает: мозг ещё переваривает, взвешивает и прикидывает, а тело уже само догадалось, что нужно делать и принялось действовать.
Карточка отлипла от стены с мягким чмокающим звуком и тут же сломалась пополам. Половинки были сухие, как прошлогодние листья, и холодные. По дороге к двери я опустил их в мусорную корзину.
А потом пошел на поле.
Чем ближе я подходил, тем сильнее мне хотелось их увидеть.
Я их уже слышал: и смешной дискант Тарары, и бас Гефеста, и надменно-снисходительный голос Андромеды…
С разбегу я чуть не врезался в Гортензия, вовремя затормозил, автоматически вытирая о майку влажные, пахнущие мятой руки.