Ануш для искушения
Шрифт:
Даже и не знаю, то ли и впрямь пути Господни неисповедимы, то ли просто действует уже привычная для нас фраза – «мысль материальна», но я всю сознательную жизнь мечтала поскорее стать самостоятельной (и непременно сразу же после получения аттестата зрелости). Мне представлялось, как я начинаю самостоятельную жизнь, выстраивая ее в соответствии с моим темпераментом, со способностью самой противостоять неприятностям, где я стану черпать уверенность исключительно в себе. И никто мне не будет говорить, что я ошибаюсь, даже если это на самом деле так.
Так сложилось, что я попала в состав археологической экспедиции.
Тем временем папа удачно справился с поставленной для себя задачей: проехал быстрее, чем планировал, по городу и набирал предельно допустимую скорость на автостраде. Благодаря его действиям стрелка спидометра замерла на 70 милях в час (около 110 километров в час), и мы устремились в аэропорт.
Подобными мыслями я, наверное, радовала нашу машину с восемнадцатилетним стажем. По сей день родители не могли, а скорее – не желали расставаться с ней. Теперь и представить тяжело, что они вообще ее когда-нибудь продадут. Пожалуй, это то же самое, что они расстались бы со мной навсегда.
Наш «Ягурчик», как я называла его ласково, является моим ровесником (день в день), если считать днем рождения машины день ее продажи первому владельцу. Папе с мамой «Ягуар» подарили их родители в честь моего долгожданного появления на свет.
Я родилась в Оксфорде в христианской семье. Руководствуясь «зовом предков», меня назвали Ануш. В переводе с армянского означает «Дыхание утра». Мои родители – выходцы из Армении, Великобритания для них – вторая родина. Отец всегда немало говорил об Армении и наших семейных корнях. С годами я стала воспринимать подобные рассказы не иначе, как назойливые. Он любил родину предков, а поделиться чувствами мог только со мной и с мамой. Так случилось, что после меня мама не могла больше иметь детей.
К моменту зачисления меня в учреждение дошкольного образования семья переехала в соседний с Оксфордом Челтенхем. После весьма успешного окончания учреждения для девочек в семь лет мы перебралась в городок на берегу пролива Ла-Манш. Найдя свое место, родители больше не переезжали.
Воспитываясь в довольно набожной семье, я постоянно ходила на службу. А наша христианская вера являлась главной причиной переездов. По словам отца, многие британские христиане давно испытывают дискриминацию из-за религиозных убеждений. Особенно в наши дни, несмотря на то что Британия – это преимущественно христианская страна: более 70 % граждан исповедуют эту религию.
Так, переезжая, мои родители пытались оградить себя от ненужных трений с соседями, знакомыми, да и просто коллегами по работе. Последний
Я же из-за особой набожности родителей, а отсюда – наших регулярных посещений церкви, с малых лет являлась объектом насмешек со стороны сверстниц, куда бы меня ни перевозили. Родители знали об этом, но наивно полагали, что в учебных заведениях исключительно для девочек я смогу избегать подобного. По крайней мере, так они мне отвечали, когда я спрашивала, почему я не могу учиться в смешанной школе.
Смирение в христианской вере не позволяло мне спорить с родителями, но такого рода молчание еще в детстве ввергло меня в нелюбовь к некоторым девочкам. И я бы сказала, что очень рано испытала к таким особам не что иное, как чувство ожесточения. В силу толерантного воспитания верой я вынужденно таила такое чувство в себе. Иногда это приводило к какому-то подростковому внутреннему негодованию.
Подобное же никоим образом не отражалось на учебе. В нашем последнем пристанище у пролива Ла-Манш я поступила в школу для девочек и, вероятно, в силу места моего рождения нацелилась на не менее элитный вуз – Кембридж.
Документы в университет Кембриджа я подала за год до окончания школы. По предварительным оценкам педагоги прогнозировали, что я смогу получить отличный результат на выпускных экзаменах. Вскоре меня пригласили в университет на интервью. Некоторые вопросы тогда мне показались странными. Например, по отрывку текста меня попросили описать картину, которую бы я нарисовала на этом «материале». Тогда еще мне было невдомек, что для педагогов Кембриджа важна моя способность к четкой аргументации и собственная точка зрения на любую предложенную тему. Как бы то ни было, интервью я прошла блестяще. Меня только предупредили, что если через год я получу оценки ниже заявленных, то меня ждет автоматическое отчисление. Нависала еще одна проблема – моя семья не очень богата.
На следующий год я все же получила уведомление о зачислении. Меня привлекли к учебе в Кембриджский университетский колледж как способную студентку из небогатого слоя общества по специальной программе оплаты обучения.
В аэропорту все прошло быстро. Мы повторили суету при сборах и сам отъезд из родного дома. Я не успела толком попрощаться. На регистрации меня одну и ждали. Если можно так сказать о последней минуте, когда регистрация на рейс «Лондон – Мехико» закончилась.
Наскоро расцеловавшись, я побежала по лабиринтам к самолету, оставляя за собой расстроенных родителей и воспоминания у них о себе убегающей.
По дороге в аэропорт мы так и не перекинулись ни словом. По виду родителей можно было сказать, что они переживали чуть ли не боль утраты. Для них оказалось так все быстро законченным в моем воспитании, что они не подготовились к переменам в нашей совместной семейной жизни. Они не знали, как себя вести в новой ситуации, когда я смогу вот так вот запросто сказать: «Я уезжаю туда-то потому-то», – а им при этом нечего возразить. А если бы они смогли, то не набралось бы достаточных аргументов для запрета, особенно учитывая, что пришлось бы необоснованно отказывать университету.