Балаустион
Шрифт:
– Мы это предусмотрели, – отмахнулся элименарх. – Наши мальчики будут в закрытых шлемах и в римских панцирях. Слава богу, в кладовых завалялось несколько вполне приличных комплектов. Еще из папочкиных запасов…
– Говорят, государь Агис был человек предусмотрительный и хитроумный.
– Да, тот еще был старый интриган, – согласился Леотихид. – Но мы с братом постараемся ему не уступить.
– Ваш отец гордился бы вами, если бы мог знать о завтрашнем предприятии, – ей хотелось загладить привкус чуть было не случившейся ссоры.
– Нас ждет успех, и в этом немалая твоя заслуга, – он провел тыльной стороной ладони по ее щеке. – Выглядишь усталой. Наверное, не ложилась еще с ночной стражи?
– Пришлось с утра караулить, пока афинянин отправится к девице, затем выкручиваться с ним, – Арсиона не скрыла от Леотихида,
– Авоэ, можешь быть свободна. Ты неплохо поработала, лохаг, так что, клянусь небесами, можешь рассчитывать на премию! – Леотихид, казалось, уже жалел о том, что был с ней чересчур резок.
– Моя премия – это твоя любовь, – просто сказала она. Затем, быстро взглянув на него, лукаво улыбнулась. – Но от серебра не откажусь!
Он понимающе усмехнулся и громко позвал:
– Леарх! Леарх!
За стеной приемной, где происходил разговор, раздался отчетливый шорох. Леотихид настороженно поглядел в ту сторону, но ничего подозрительного не заметил. Подняв бровь, перевел взгляд на мечницу, та пожала плечами.
– Леарх! Где его постоянно демоны носят, этого плюгавого писаря!
Дверь распахнулась, и в покой ступил невысокий человечек с красным лицедейским ртом.
– Ты звал меня, господин элименарх?
– Леарх, выдай этой девушке десять драхм. Да аттическими, чистыми, а не нашим фуфлом.
– Слушаюсь, стратег. Подпишешь наградную грамоту?
– Потом, – отмахнулся элименарх. Секретарь всегда приводил его в ярость своей дотошностью. – Меня ждет господин эфор. Негоже заставлять ждать такого большого человека.
– Медведь? – удивилась Арсиона, бросив взгляд в сторону закрытой двери, ведущей в кабинет.
– Точно, – подтвердил стратег-элименарх. – Нам предстоит о многом поговорить с господином Архелаем. Утрясти кое-какие детали…
Привратник у главного входа в особняк эфора Анталкида запустил Леарха без всяких вопросов. На это существовало специальное распоряжение господина, предписывающее пропускать шпиона к нему в любое время дня и ночи. Войдя в передний перистиль, Леарх остановился, ища кого-нибудь, чтобы спросить, где находится хозяин. Искать его самостоятельно в лабиринте комнат и переходов значило потерять немало времени – дом тучного эфора имел, не считая помещений для слуг, кухни и кладовых, почти два десятка комнат. Все покои были отделаны и обставлены с кричащей роскошью: мебель из аравийского красного дерева, лидийские ковры, занавеси с золотой бахромой из Армении, набивные панели и золоченая лепка на стенах, бронзовые статуи – подлинники известных мастеров – буквально каждый элемент убранства маленького дворца кричал о достатке его владельца. Анталкида называли третьим человеком Спарты по богатству, после его коллеги по должности Гиперида, державшего в руках половину лакедемонской торговли, и наварха Каллиброта, кормившегося морскими экспедициями во внешних водах. Анталкид, если не считать того, что ему принадлежали несколько железных и медных рудников, основной доход получал от поставленного на широкую ногу ростовщичества. Все заимодавцы Спарты – от работающих только с пергаментом финансовых мастаков до специализирующихся на наличных менял, чьи лавки-трапедзы располагались на рынке и в порту, – находилось под монопольным контролем толстяка-эфора. И магистрат, собирающийся строить храм, и армейский полемарх, намеревающийся купить новое обмундирование для своего отряда, и купец, задумавший новое коммерческое предприятие, обращались за кредитом к эфору Анталкиду и получали – либо не получали, такое тоже случалось – просимую ссуду именно из его пухлых рук. Конкурентов в этом деле толстяк не имел. Главный, кто мог бы ее составить, Змей-Гиперид, специализировался на работорговле, приносившей ему колоссальную прибыль, и не делал попыток, по крайней мере, до сих пор, вмешаться в сферу деятельности Анталкида. Причиной подобной деликатности, без сомнения, являлась римская поддержка, которой так дорожил толстый эфор. Леарх, хорошо осведомленный о перипетиях закулисной борьбы, кипевшей под внешней размеренностью жизни провинциальной Спарты, знал, что враги Анталкида деятельно ищут возможность изменить существующее положение. Если им удастся
Когда в андрон вышел дворецкий, Леарх лишь молча вскинул подбородок: «Где?..»
– Хозяин в библиотеке, читает. Доложить?
– Не надо, я сам, – помимо прочих привилегий, Леарх обладал правом являться к эфору без доклада.
Распахнув одну из дверей, шпион уверенно углубился в недра эфорского особняка. Через десять минут, пройдя до самого конца левого крыла, он, миновав почтительно поклонившегося раба-охранника, ступил под высокий свод библиотеки. Она являла собой уменьшенную копию главного зала знаменитого Александрийского собрания книг, и освещалась через находящиеся высоко, почти под потолком, окна, забранные александрийским же стеклом. Сам эфор сидел на удобном широком стуле перед широким столом, оборудованным воротком и зажимами для чтения больших свитков, и изучал написанную по-латыни рукопись.
– О, дружище Леарх! – обрадовался эфор. – Какие-то новости от наших незрелых скипетродержцев? У нас ведь два царя – один Агиад, другой… э-э, наверное, Дамоксенид, если по батюшке Алкидаму. [11] Не понимаю, зачем граждане требуют еще и третьего – Эврипонтида?
– Я от младшего, Дамоксенида, – поддержал шутку Леарх. – Он, господин эфор, затеял дело весьма опасное и подлое, причем не без согласия старшего.
– Садись и рассказывай, – улыбка сползла с полных губ эфора.
11
1. Намек на отца Леотихида – Алкивиада, происходившего из славного рода Алкмеонидов.
Усевшись на указанный ему пуф, Леарх подробно поведал хозяину содержание последних подслушанных разговоров. Секретарь обладал отменной профессиональной памятью, поэтому передал эти секретные беседы почти слово в слово. Эфор не перебивал. Сцепив кисти на животе и крутя большими пальцами «вертушку», толстяк по мере рассказа все сильнее хмурился, потеряв свою обычную жизнерадостность.
Когда Леарх закончил, Анталкид некоторое время продолжал сидеть молча, уставившись мутным взглядом в одну точку. Повисшая в библиотеке тишина нарушалась лишь звоном большой клепсидры, выполненной искусными мастерами Ионии из драгоценных металлов и редких пород дерева. Водяные часы были слабостью эфора, и в особняке их насчитывалось не менее дюжины. Еще один признак роскоши, – у Агиадов во дворце, например, имелась только одна.
Наконец Анталкид прервал затянувшееся молчание.
– Итак, наш святоша-царек решился потерять невинность, – задумчиво констатировал он. – А его так называемый братец, этолийский подкидыш, с радостью вызвался помочь государю примерить личину злодея. И на что покусились, поросята, – на доброе имя римлян!
– Чудовищное падение нравственности, – поддакнул Леарх.
– А царенок-то не дурак, хочет направить недовольство граждан на квиритов, и тем самым отвести его от себя. И ведь как ловко все придумал, щенок. Сейчас, когда Эврипонтиды взбаламутили народ до крайности, достаточно одной искры, чтобы разгорелся настоящий мятеж. К сожалению, большинство наших солдафонов-граждан мыслят той частью тела, которой все остальные люди, извиняюсь, срут. Они вполне способны схватиться за оружие и выдворить из города и римскую делегацию и македонскую.
– И ахейцев в придачу, – быстро вставил шпион.
– Чудеса, да и только! Фебид, наверное, описался бы от счастья, а сопляки Агиады тихонько сидели бы и хихикали в кулачок. Потом, когда римляне вернутся, они, конечно, накажут виновных. Но кого – разве Агиадов? Нет, это ведь Эврипонтиды науськивали народ, Эврипонтидам и отвечать. Умно, просто до омерзения умно, клянусь ослиной задницей!
– Как ты полагаешь, господин Анталкид, быть может, подобным образом царь Эвдамид намерен бороться с Павсанием, который вот-вот вернется в город? – осторожно спросил Леарх. – У заговорщиков-то, похоже, ничего не выходит с убийством…