Беда
Шрифт:
Представшее перед ним зрелище было величественным в своем безумии — словно в мир сей прорвалась кошмарная фантазия его недавно умершего доброго друга Дуранте дельи Алигьери. Под непроглядным небом, в недвижном рваном свете факелов, отблескивающих на маслянистой воде канала, гротескные фигуры застыли в причудливых позах, как на изображениях danza macabra****. Лица воинов Джулиано выражали ярость и ужас битвы, а люди ковена, с которыми они сражались, схожи были с безучастными мертвецами.
В таком состоянии поглощение Пастухом жизненной силы шло гораздо интенсивнее. Он явственно ощущал несущиеся к нему со всех сторон потоки, ручейки и струйки энергии, истекающие из всего, что
Лишь одна тварь не делилась сейчас с ним своей энергией — потому что не принадлежала этой планете. Она возвышалась перед ним в фантасмагорическом образе красного демона. Впрочем, сейчас Пастух видел, что саркеец вовсе не так уж схож с образом сатаны, как то казалось его обезумевшим поклонникам в темном лесу. В совокупности его черты являли образ скорее не инфернальный, а какой-то… внешний, сугубо удаленный от всех людских представлений о красоте и уродстве.
Фигуру окутывал мерно вибрирующий свет, явно исходивший от головных роговидных наростов. Поблизости застывшим пламенем пылал один из людей Джулиано, очевидно, этого сияния коснувшийся. Его рот был широко распахнут в мучительном вопле. В руках чудовище держало некий предмет, в котором Пастух опознал оружие. Проследив траекторию исходящего из него ослепительного, но, как и все прочее, застывшего луча, д’Эрбаж похолодел: смертельная струя света достигала лица Джулиано. Тот, очевидно, со свирепым ревом бросился на монстра с мечом в руке, но был остановлен выстрелом в упор.
Встревоженный граф подошел ближе. Да, выжить Джулиано не мог. Он, кажется, попытался отпрянуть, но, конечно, не успел. Кожа на его лице уже начала плавиться, а волосы тлеть. Было ясно, что в следующее мгновение его голова вспыхнет, словно факел. Пастух бережно взял сына за плечи и осторожно пригнул его тело — теперь луч проходил гораздо выше. Джулиано был спасен — хотя ожог, конечно, будет огромный.
Опять повернувшись к чужаку, граф сам чуть не застыл от изумления — положение того явно изменилось, он словно разворачивался, а сияние стало заметно интенсивнее. Очевидно, саркейцы обладали невероятной для человека реакцией. Надо было спешить. Выхватив меч, д’Эрбаж хотел тут же проткнуть тварь — было очевидно, что взять ее в плен, как он сначала надеялся, шансов не было. Но, подумав, сдержал выпад — иначе пришлось бы окунуть руку в сияние, а граф не был уверен, что настолько быстр, чтобы оно не успело воспламенить его плоть.
Он обошел саркейца, отметив, что тот сдвинулся еще больше, и с отвращением воззрился на высунувшегося из его зада симбионта. Мохнатая тварь тоже явно пребывала в движении, и было ясно, что смертельный свет генерируется именно им. Сноп мелких разветвленных молний исходил от его жвал, достигая по позвоночному столбу «рогов», очевидно, аккумулировавших энергию и рассылавших ее в разные стороны, создавая вокруг тела защитный кокон.
Перехватив меч левой рукой, граф правой выхватил кинжал и с силой метнул его в зад врага. Тяжелое лезвие попало в самый центр симбионта, пробив одну из кровавых ягод-глаз. Кинжал вошел по рукоять, извержение энергии тут же пресеклось, а сияние стало стремительно слабеть. Но саркеец уже почти развернулся к графу и наставил на него оружие. Д’Эрбаж поднял меч и нанес два мощных рубящих удара по корпусу монстра.
И тут время снова пошло с обычной скоростью. Словно гора свалилась на Пастуха, мгновенно превратив все его существо в бессильный кисель, вдавив его в землю. Последнее, что он видел, проваливаясь в небытие — как рядом с ним падает крест-накрест разрубленный красный дьявол.
* * *
Боль
Потом меня все-таки лишили возможности двигаться, и на пылающую половину моего лица полилось что-то холодное. Я завопил еще сильнее — если это вообще было возможно — но в следующий миг в рот мне тоже полилась жидкость… Какое-то крепкое вино…
— Выпейте, синьор, выпейте, вам полегчает! — словно откуда-то издалека до меня донесся голос Джованни.
Все еще плохо осознавая, что происходит, я тоже схватился за эту фляжку и стал, захлебываясь, глотать ее содержимое. Лицо по-прежнему горело, я почти ничего не видел и мало что соображал, но пьянящий напиток и правда немного облегчил боль, что позволило мне оглядеться вокруг. К моему удивлению, постепенно стало возвращаться и зрение — глаза не пострадали. А я ведь был уверен, что та дьявольская вспышка выжгла их начисто. Должно быть, я успел моргнуть в тот самый момент… Но об этом можно было подумать позже, сейчас надо было узнать, чем закончилось сражение.
Рядом со мной лежал один из наших убитых противников. Чуть дальше — обгоревший мертвый бедняга Джузеппе. Еще дальше двое моих охранников склонились над окровавленным третьим. Я повернулся в другую сторону и едва сдержал крик: красная тварь, почти полностью разрубленная страшными ударами, тоже валялась на земле в луже мерзкой тягучей жидкости.
— Он… появился прямо из воздуха… — пробормотал Джованни. — Не прилетел, как этот дьявол, а просто возник! И дьявол тут же на части развалился, как будто кто-то его мечом… А он… сразу же упал, мертвый…
Я не мог понять, о ком он говорит, и жестом велел ему помочь мне подняться. Джованни потянул меня вверх, и лишь тогда я увидел, кого он имел в виду. Еще одного человека, лежавшего на боку рядом с красным чудовищем.
Мы не виделись несколько лет, но с тех пор он совсем не изменился — его бледное лицо было все таким же молодым, словно он вообще не старел. Я давно подозревал, что так оно и было. Но теперь видел, что даже если время и не было властно над этим человеком, бессмертным он не был.
Несколько шагов в его сторону дались мне с трудом. Голова кружилась, то ли от боли, то ли от вина, и дойдя до него, я рухнул рядом с ним на колени.
— Отец! — мне было трудно говорить от подступивших рыданий. — Неужели я потерял еще и тебя?!
Мои руки шарили по его телу, пытались нащупать биение жизни на шее или на руках, но безуспешно. Все было кончено — он умер.
Джованни подошел ко мне и осторожно положил руку мне на плечо.
— Кто еще из наших погиб? — глухо спросил я, не оборачиваясь, чтобы он не видел моих слез. — Кроме Джузеппе…
— Остальные живы, — ответил главный охранник.
— А что с бочками?
— Все на месте, в лодках. Одна едва не уплыла, но Антонио, когда упал в канал, добрался до нее и снова пригнал ее к берегу. Странно, что они, — Джованни махнул рукой на тела врагов, — не попытались перевернуть лодки и утопить бочки.
Как раз в этом ничего странного не было — если бы бочки утонули в канале, уксус просочился бы наружу сквозь щели вокруг пробок, и лекарство все-таки распространилось бы по Венеции. Но я был не в состоянии объяснять что-либо. Я вообще не мог больше говорить, не мог даже радоваться тому, что мы выполнили задание отца и победили. Не мог даже утешить себя тем, что сам он был бы очень рад этому.