Бедная мисс Финч
Шрифт:
— Меня мистер Оскар, наверное, примет, — сказала я.
— Мистер Оскар приказал мне, сударыня, стоять у двери и говорить всем, кто бы ни пришел, без исключения, что он занят.
Дверь дома была полуотворена. Я внимательно прислушивалась, пока слуга говорил. Если б они горячились, я услышала бы их голоса в тиши окружавших нас гор. Я не слышала ничего.
Это было странно, необъяснимо. Тем не менее это успокоило меня. Они вместе, и до сих пор еще никакой беды не случилось.
Я оставила визитную карточку и, сделав несколько шагов, повернула за угол дома. Слуга теперь меня не
Побродив бесцельно с полчаса по долине, я возвратилась домой.
Луцилла все еще спала. Я осталась с ней и отпустила няньку на кухню. Там была хозяйка трактира, помогавшая нам готовить обед, но одна, без помощи Зиллы, она не могла справиться с такими блюдами, какими мы угощали Гроссе. Давно пора было отпустить Зиллу, чтобы с честью выдержать критику нашего знаменитого доктора, знатока по части соусов.
Прошел еще час, и Луцилла проснулась. Я послала за Гроссе. Он пришел весь пропитанный табачным дымом, осмотрел глаз пациентки и предписал ей на обед вино и желе и, набив свою чудовищную трубку, ушел снова в сад.
Время шло. Мистер Финч заходил спросить о здоровье Луциллы и ушел опять к жене, которая, по его словам, была «в нервном состоянии» и крайне нуждалась в теплой ванне. Он отклонил самым категорическим образом мое приглашение пообедать с нами.
— После того, что я видел, после того, что я выстрадал, эти банкеты, я сказал бы, это щекотание неба не по моему вкусу. Намерение ваше похвально, мадам Пратолунго. (Добрая женщина.) Но я не расположен пировать. Простая трапеза у постели жены и несколько назидательных слов в качестве отца и мужа, когда младенец успокоится, — вот мои планы на нынешний день. Желаю вам всего лучшего. Я не возражаю против вашего маленького пира. Прощайте, прощайте.
После вторичного осмотра глаз Луциллы наступило время обеда.
При виде накрытого стола Herr Гроссе развеселился. Мы обедали вдвоем, но он посылал в комнату Луциллы смеси из различных блюд своего собственного составления.
— До сих пор, — сказал доктор о своей пациентке, — никакого серьезного ухудшения еще не заметно, но ей необходим полный покой и раньше следующего утра нельзя ни за что ручаться.
Что касается меня, то продолжительное молчание Оскара мучило меня все сильнее и сильнее. Мое недавнее беспокойство в темной комнате Луциллы казалось вздором в сравнении с тем, что я чувствовала теперь. Я видела, что Гроссе смотрит на меня через свои очки с неудовольствием. Он имел право так смотреть: никогда в жизни не была я так глупа и неприятна, как в это время.
К концу обеда пришло, наконец, известие из Броундоуна. Зилла сообщила, что слуга Оскара просит меня выйти к нему на несколько слов.
Я извинилась перед гостем и поспешила выйти.
При взгляде на лицо слуги у меня замерло сердце. Этот человек был искренно предан своему доброму хозяину. Губы
— Я принес вам письмо, сударыня.
Он подал мне письмо, написанное рукой Оскара.
— Как ваш хозяин? — спросила я.
— Он казался не совсем здоровым, когда я видел его в последний раз.
— В последний раз?
— Я принес вам печальную новость, сударыня.
— Что вы хотите сказать? Где мистер Оскар?
— Мистер Оскар покинул Димчорч.
Глава XXXVII
БРАТЬЯ МЕНЯЮТСЯ МЕСТАМИ
Я напрасно полагала, что приготовилась ко всякому несчастью, какое бы нас ни постигло. Последние слова слуги рассеяли мое заблуждение. Как ни мрачны были мои предчувствия, подобного удара я не ожидала. Я стояла ошеломленная, думая о Луцилле и смотря на слугу. Я пыталась заговорить с ним и не могла.
Что касается слуги, он не чувствовал подобного затруднения. Одна из страннейших особенностей англичан низшего сословия — это их страсть говорить о своих несчастьях. Быть жертвой какого-нибудь злоключения как будто возвышает их в собственных глазах. С наслаждением развивая свою печальную тему, слуга Оскара распространялся о положении человека, лишившегося лучшего из хозяев, вынужденного искать новое место и не имеющего надежды найти место, подобное утраченному. Я, наконец, заставила себя заговорить из опасения, что он доведет меня до такого состояния, когда я не в силах буду выносить его больше.
— Мистер Оскар уехал один? — спросила я.
— Да, сударыня один.
(Что же стало с Нюджентом? Но я была слишком занята судьбой Оскара, чтобы расспрашивать о ком-нибудь другом.) — Когда он уехал? — продолжала я.
— Два с лишним часа тому назад.
— Почему же не сказали мне об этом раньше?
— Мистер Оскар запретил мне, сударыня, говорить раньше этого часа.
Услышав это, я совсем упала духом. Приказание, данное Оскаром слуге, по-видимому, указывало на твердое намерение не только покинуть Димчорч, но и оставить нас в неведении о своем будущем местопребывании.
— Не поехал ли мистер Оскар в Лондон? — спросила я.
— Он нанял экипаж Гутриджа до Брейтона, сударыня. Я слышал от него самого, что он уезжает из Броундоуна навсегда. Больше я ничего не знаю.
Уезжает из Броундоуна навсегда! Что же будет с Луциллой? Я не хотела верить этому. Слуга или преувеличивает, или ложно понял то, что ему сказали. Письмо в моих руках напомнило мне, что я, может быть, напрасно расспрашиваю слугу о делах, которые его господин поверил одной мне. Но прежде чем отпустить слугу, я задала ему еще один вопрос:
— Где мистер Нюджент?
— В Броундоуне.
— Вы хотите сказать, что он остается в Броундоуне?
— Наверное не ручаюсь, сударыня, но не видно, чтобы он собирался уезжать, и ничего такого он не говорил.
Я с трудом сдержала себя. Негодование душило меня. Самое лучшее было отпустить слугу. Я сделала самое лучшее, но тотчас же вернула его назад.
— Сказали вы кому-нибудь в приходском доме, что мистер Оскар уехал?
— Нет, сударыня.
— Так не говорите никому. Благодарю вас. Прощайте.