Белый раб
Шрифт:
В свою очередь, я обо всём сообщил Томасу. Мы сразу же сошлись на том, что единственное, что нам остаётся, — это бежать, и немедленно известили товарищей о нашем намерении и о том, чем оно вызвано. Они не колеблясь согласились отправиться вместе с нами, и мы решили двинуться в путь этой же ночью.
Как только наступил вечер, мы покинули плантацию и все вместе направились в сторону леса. Зная, что за нами будет предпринята погоня, мы решили разделиться на несколько небольших групп. Мы с Томасом захотели остаться вдвоём. Остальные двинулись по двое, по трое в разных направлениях. Пока было темно, мы старались идти вперёд как можно быстрее. Когда начало светать, мы укрылись в болотистых местах в чаще леса; наломав веток молодых деревцев, мы устроили из них подстилку посуше и улеглись
Мы сидели, раздумывая о том, что предпринять, как вдруг в отдалении раздался собачий лай. Томас несколько мгновений напряжённо прислушивался, а потом вдруг сказал, что знает, чей это лай, — что это лает знаменитая ищейка мистера Мартина. Управляющий долго её обучал и всегда гордился её подвигами при охоте на беглых. Мы находились на густо заросшем болоте. Здесь было трудно устоять на ногах и почти невозможно двигаться. Перейти болото было невозможно, и мы решили, что нам надо прежде всего выбраться из него куда-нибудь, где почва твёрже, а растительность не столь густа, и потом уже продолжать наш путь. Мы так и сделали, но лай всё приближался. Собака нагоняла нас. Томас вытащил из кармана хороший, остро отточенный нож. Мы как раз находились на откосе, над самым болотом. Оглянувшись, мы сквозь просветы между деревьями увидели собаку. Она бежала к нам, опустив голову и почти касаясь носом земли. Время от времени она разражалась свирепым лаем. Позади неё показался всадник. Мы сразу узнали его: это был сам мистер Мартин.
Собака явно напала на наш след и шла по этому следу вплоть до того места, где мы спустились в болото. Здесь мы на минуту потеряли её из виду, но лай её звучал всё громче и теперь уже почти не прерывался. Вскоре в кустах послышался треск, и мы поняли, что она где-то совсем близко. Мы повернулись и приготовились к защите, Томас стоял впереди, вооружённый острым ножом, а я позади него с узловатой дубинкой в руках — лучшим, или, вернее, единственным оружием, которое мне удалось добыть. Вдруг собака выбежала из болота. Увидев нас так близко от себя, она бешено залаяла и, вся в пене, раскрыв пасть, прыгнула на Томаса и попыталась вцепиться ему в горло. Но ей удалось только схватить его за левую руку, которую тот подставил, чтобы защитить себя. В то же мгновение Томас нанёс ей удар ножом, который по рукоятку вонзился гончей в бок, и оба покатились по земле. Неизвестно, чем бы окончилась борьба, если бы он был один. Он успел, правда, нанести собаке ещё несколько ран, но эти раны, казалось, только усиливали её злобу, и она так и норовила вцепиться своему противнику в горло. Тут сослужила службу моя дубинка: несколькими ударами по голове мне удалось прикончить собаку, и она, неподвижная, вытянулась на земле.
Пока мы готовились к нападению гончей и пока длилась борьба с ней, мы как-то почти не думали о её хозяине. Когда же, покончив с ней, мы обернулись, то увидели, что мистер Мартин, ехавший тем временем по верху, настиг нас раньше, чем мы ожидали. Прицелившись в нас, он предложил нам сдаться. При виде управляющего Томас пришёл в бешенство и с ножом в руке кинулся на него. Мистер Мартин выстрелил, но пуля, пролетев над головой Томаса, исчезла в ветвях деревьев. Управляющий попытался повернуть лошадь, но в это время Томас, подскочив к нему, схватил его за руку и, стащив с седла, повалил на землю. Испуганная лошадь помчалась прочь, и, как я ни старался, мне не удалось поймать её. Мы стояли наготове, ожидая, что вот-вот появятся другие охотники. Но далеко вокруг не видно было ни одной живой души. Мы воспользовались этим затишьем, чтобы отступить, и двинулись к нашему убежищу на болоте, уводя с собой захваченного нами пленника.
От него мы узнали, что о нашем побеге стало известно в то самое время, когда в Лузахачи съехались судьи. Немедленно было решено поднять на ноги всю округу и устроить настоящую облаву. Для этой цели забрали лошадей, собак и выставили всех людей, которых можно было найти. Их разбили на отряды, и они сразу же принялись обыскивать лес, поля, болота.
Один из таких отрядов, состоявший
После этого наши враги решили разделиться. Двое из них взялись доставить в Лузахачи пойманного раба, тогда как мистер Мартин со своей гончей и ещё трое должны были продолжать преследование. От своего пленника они узнали, в каком месте мы разбились на группы и в каком направлении каждая из этих групп двинулась. Пробежав некоторое расстояние, гончая напала на след и залаяла. Лошади, на которых ехали спутники мистера Мартина, были так измучены, что, когда он, пришпорив коня, понёсся за своей собакой, они вскоре же отстали от него на значительное расстояние.
Мистер Мартин, закончив свой рассказ, посоветовал нам вернуться в Лузахачи и сдаться. Он добавил при этом, что словом джентльмена и управляющего гарантирует нам полную безнаказанность и даже получение денежной награды, если мы не учиним над ним никакого насилия.
Солнце уже почти закатилось. Короткие Каролинские сумерки должны были очень скоро смениться тёмной, безлунной ночью, и нам не приходилось особенно опасаться, что в такой темноте наше убежище будет открыто.
Я взглянул на Томаса, как бы спрашивая его совета. Он отвёл меня в сторону, предварительно удостоверившись, достаточно ли крепко наш пленник привязан к дереву. А привязали мы его верёвками, найденными у него же в кармане; верёвки эти были приготовлены им, надо полагать, для совершенно других нужд.
Остановившись, Томас немного помолчал, как будто собираясь с мыслями.
— Арчи, — произнёс он наконец, указывая на Мартина, — этот человек сегодня умрёт!
В голосе его звучало ледяное спокойствие и в то же время какая-то безумная сила.
Я был поражён и не сразу мог ответить. Я взглянул на Томаса; лицо его выражало суровое торжество и непреклонную волю. Глаза его сверкали. Он снова повторил, но на этот раз тихим и спокойным голосом, который совершенно не подходил для таких слов:
— Говорю тебе, Арчи, этот человек сегодня умрёт! Это она велит. Я это ей обещал, и теперь время пришло.
— Кто это велит? — поспешно спросил я.
— И ты ещё спрашиваешь — кто, Арчи? Да ведь этот человек — убийца моей жены!
Хоть мы с Томасом были всегда очень дружны, он после смерти жены впервые заговорил о ней со мной так прямо. Иногда, правда, мне приходилось слышать от него какие-то туманные намёки. И я вспомнил, что несколько раз в очень странных и бессвязных словах он уверял меня, что и теперь общается с ней.
Сейчас, когда он произнёс её имя, слёзы навернулись у него на глазах. Он поспешил смахнуть их и с холодным спокойствием в третий раз повторил так же тихо, но решительно:
— Говорю тебе, Арчи, этот человек сегодня умрёт!
Перебирая в памяти все подробности смерти его жены, я не мог не признать, что и в самом деле убил её мистер Мартин. Все мои симпатии и тогда и теперь были на стороне Томаса. Убийца находился в его власти. Томас считал, что он обязан покарать его, и я вынужден был признать, что казнь эта будет актом справедливого возмездия.