Беседы с Vеликими
Шрифт:
– Интересно, сколько тогда стоила ваша работа?
– Рисунок около двух метров длины тогда стоил пять тыщ всего долларов. Этот галерейщик возмутился – что так мало все-таки? А тот говорит, что по-хорошему художник должен сам платить, за престиж. Ну и так поехало потихоньку… Провел выставку, продал картины, получил деньги – и поехал куда-нибудь: из Америки в Италию там или в Грецию, в Израиль… Юг Италии, Неаполь. Я на себе испытал этот воровской город.
– У вас украли что-то?
– У меня
– Рука художника! Просчитался тот парень. Вы говорили, что Нью-Йорк – город ниоткуда и растет в никуда?
– Да-да.
– А до вас никто не обращал внимания, что Манхэттен похож на рыбу?
– До меня – нет! Есть такая Катя Деготь, и вот эта дамочка меня обвинила в том, что только русский художник может додуматься до того, что ультрасовременный мегаполис похож на доисторическую рыбу. Она это подала как трагедию! Она (Смеется.) это мне поставила в вину!
– Как все просто в жизни, как все ясно и понятно – просто надо это увидеть, да? В этом и состоит жизнь художника?
– Ну да. Я потом уже увидел этот самый Манхеттен сверху, из космоса снятый, – он действительно такой рыбообразный.
– Хотя, конечно, на рыбу больше всего похож другой остров – Сахалин.
– Этот похож на окаменелую рыбу, потому что весь Манхэттен – это просто камни. Там эти небоскребы стоят почти без фундамента, просто в скальный грунт вбивают стальные балки – и все.
Далее в беседе выяснилась удивительная вещь – Плавинский любит ТВ! При том что газет, к примеру, не читает…
– Я телевизор обожаю смотреть! И тут, и в Америке смотрел…
– Ну не для того ведь, чтоб узнать, что произошло в правительстве, – вы, видно, хотите как-то пропитаться настроением жизни?
– Ну да. Я считаю, что телевидение – это лицо страны. А нравится тебе это лицо или не нравится, это дело твое.
– У нашей страны лицо какое-то не очень интеллектуальное. Придурковатое, что ли?
Он смеется.
– Ну, пластическую операцию на нем ведь не сделаешь. Так что какое есть.
После мы заговорили про художников. Я рассказал вкратце, как однажды, выступая на каких-то дебатах, на ходу предложил критерий: как отличить так называемого
– Ну Ван Гог, например, – что ему платили? Ему денег давал брат, а продать удалось всего одну картину при жизни, и то за гроши.
– Вот по моей классификации получается, что это был настоящий великий художник.
– Ну конечно, великий. Но, например, Тициан – тоже великий художник, но по своему денежному обороту он был почти равен королям. У него были стада – 50 тыщ овец! Которых не он, естественно, гонял, а пастухи. Тициан, Рубенс шикарно жили. Любимцы королей! Церетели прекрасно себя чувствует, главный академик. Так что уж там…
– Я рад за этих художников. Особенно потому, что мы можем с какими-то чувствами смотреть на их картины. А на другом полюсе у нас, к примеру, Лео Кастелли, который торговал фасованным дерьмом. По 50 тысяч долларов за майонезную банку. Неизвестный и Шемякин гневно осуждают такие факты – типа, вот кто губит искусство! А вы что думаете об этом?
– Я думаю, что с современным искусством все довольно сложно… Да, там из дерьма настоящего делают золото. Там важно, кто твой продюсер, куда он тебя направит. А один там ничего не сделаешь, даже будучи очень талантливым.
– Ну так имеют право на жизнь эти банки с дерьмом, которые продают на аукционе, – или надо бороться с этим?
– А как бороться? Они прекрасно живут – ребята, которые срут в эти банки.
– Вы считаете их художниками?
– От меня ничего не зависит.
– И все-таки – вы считаете их своими братьями художниками или нет? Этих, которые срут в банки? Вот скажите честно.
– Братья? Ну, они братья Карамазовы, скажем так. (Смеется.) – Можете вы кому-то из них протянуть руку и сказать: «Молодец, ты сегодня хорошо посрал! Очень красиво!»?
Он смеется. В который раз уже.
– Вот насчет заказов, Ленина-Сталина и всего прочего? Я спрашивал скульптора Александра Рукавишникова: «Как же ты Ленина лепил? Почему не отказался?» А он говорит: «Вот сапожник – к нему приходят и говорят: сшей сапоги. Он должен шить, какие ему скажут. Так и я – заказывали Ленина, я его и лепил». Что вы об этом думаете?
– Вот-вот, и Чайковский писал своему брату: композитор – сапожник, работает на заказ, ему надо этот заказ выполнить как можно лучше, и все. (Смеется.)