Без права на ошибку. Том 3
Шрифт:
С миллионом долларов в кармане можно было расслабиться. Но тогда я вложил деньги в землю и маленький дом поклявшись, что когда-нибудь он станет нашим с Леной семейным гнездом. Еще часть денег ушло на изменения внешности, которое в дальнейшем сыграло не последнюю роль в моей раскрутке. Оставшиеся же средства положил на счет под проценты и не прикасался больше.
Ни разу за прошедшие годы.
Каждая заработанная копейка — моя. Потом и кровью, я выгрызал место, которое с легкостью мог получить. Я просто исправил
Но это не мешает чувствовать себя виноватым.
Я осуждаю Николая Игоревича и Семена Вениаминовича за неучастие. За то, что они не настояли на лечении старого козла. Не забрали у него Женю. За то, что мы с мамой доедали последний хер без хлеба, пока она горбатилась на трех работах, калеча свою молодость.
Но и себя я осуждаю за тоже самое.
«Почему не сказал? Почему молчал?»
Шепот Ани так и стоит в голове. Узнав, что я брат Жени, она была ошарашена. Но еще больше удивилась, когда поняла, что ее возлюбленный не в курсе наличия родственничка в моем лице.
А я не знаю, как объяснить ей, что бросил его также, как все. Оставил одного разбираться с папашей-тираном, когда мог помочь. Знал, как, но отошел в сторону. Понадеялся на честное слово старого козла.
Какой я, блядь, брат после этого?
Вибрация телефона застает меня у такси.
— Снова работа, — страдальчески закатывает глаза Лена и скидывает шляпку на заднее сиденье.
— Минуту, принцесса, и раб снова в твоем распоряжении, — чмокаю тонкий кончик носа и, не глядя на экран, поднимаю трубку. — Да.
— Самуилович у Лазаря, — голос Сани рубит с размаха тупым топором прямо по ребрам. — Сейчас за Аней еду.
Лена обеспокоенно сводит брови, пока я судорожно оборачиваюсь.
Блядь! Чувствует, тварь, что ли.
Но за злостью и яростью кроется горькое облако затаившегося отчаяния. Оно звенит, напирает и накрапывает, обдавая внутренности серной кислотой. Инстинктивно сжимаю Ленину руку, пока сердце в груди покрывается сетью глубоких трещин. Словно пересушенная почва, мягкая плоть расходится и образует глубокие кровоточащие рытвины.
А я просто утопающий, хватающийся за последнюю соломинку.
Почему именно сейчас?!
— Я в Питере. Можешь прислать к Жене охрану? Сейчас узнаю, во сколько обратный рейс, — судорожно стискиваю Ленины пальцы и тяну к лицу.
Сердце тормозит. Будто попадает в тугое расплавленное месиво, в котором невозможно двигаться быстро. Каждый вдох причиняет боль, а я жадно впиваюсь взглядом в растревоженное Ленино лицо.
Сука, ну почему сегодня?!
— Машина уже едет, и мы с Аней туда же.
— Не пускай ее одну.
— А то без тебя не догадался! — рычит с плохо скрываемым бешенством. — Ты лучше скажи, со старым козлом…
Остаток фразы я практически
И судорожно сглатываю подкатывающий ком.
— Скажи Жене, что мне нужен ответ. Сейчас. И вези старого козла ко мне в офис. Я успею вернуться.
Лена расстроенно поджимает губы, но гладит по лицу в немой поддержке. Трусь о нежную ладонь щетиной под рев взбесившегося зверя.
Шею пережимает тугая удавка, а под ногами раскачивается скрипучий табурет. Я судорожно глотаю последние вдохи, под треск раздробленных в труху ребер.
«Я сдохну без нее?»
Вопрос Жени жужжит в ушах. Я обещал ему, что нет. Что он справится, что как бы не сложилась дальнейшие отношения с Аней, все будет хорошо.
Я врал.
Невозможно оставаться живым без бьющегося в груди сердца.
— А если Лазарь не готов?
«Зато я готов», — медленно вдыхаю наполненный стеклом воздух и осторожно целую раскрытую ладонь.
Табуретка шатается, а бездна под ногами разрастается с каждой секундой все больше.
— Значит вези молча. С Женей после объяснюсь.
— Блядь, Шершень. Он же ничего с ним не сделает? — сипит Саня со свистом.
— Не успеет. Скоро все закончится, Сань.
Звонок прерывается, а я так и стою напротив Лены. Не могу сдвинуться с места. Ноги приклеились к асфальту вместе с ботинками.
— Ты же вернешься? — подозрительно шмыгает носом Лена и отворачивается. — У меня план расписан.
«Нет».
— Как всегда, на два листа формата А4? — хмыкаю, едва справляясь с раздирающим костяную клетку зверем.
— Дурак, — обиженно дуется и чмокает в щеку, стянув вибрирующую на ветру шляпу. — Я буду ждать.
Киваю. Не могу ничего говорить. Я знаю, что мое лицо сейчас не выражает ничего. Даже несмотря на то, что глаза дерет от невыносимого жара, а в желудке открывается Марианская впадина. Стоны тысячи демонов закладывают уши. Того и гляди, асфальт под ногами разверзнется, а цепкие черные лапы утащат туда, где таким, как мы со старым козлом самое место.
— Люблю тебя, — говорю, когда Лена залезает на заднее сиденье такси, и морщусь, растирая зудящую от судороги челюсть. — Ладно, все. Развлекайтесь. Постараюсь успеть.
Она тянется ко мне через открытое окно. И я не могу удержаться. Срываюсь на секунду, сминая нежные губы с жадностью оголодавшего путника. Плевать, кто и что видит в этот момент. Я вижу только ее.
Всегда буду видеть.
И когда такси отъезжает, а на табло появляется номер следующего рейса, первый раз в жизни, я понимаю старого козла.