Битва за Берлин. В воспоминаниях очевидцев. 1944-1945
Шрифт:
– Монке, где находятся русские?
Монке расстелил на столе карту и отметил расположение русских позиций на данный момент:
– На севере русские подошли почти вплотную к мосту Вайдендаммер-Брюкке. На востоке они находятся у парка Лустгартен. На юге у Потсдамерплац и у министерства авиации. На западе они уже в Тиргартене, в трехстах– четырехстах метрах от рейхсканцелярии.
Тогда Гитлер спросил:
– Сколько вы еще продержитесь?
– Максимум от 20 до 24 часов, мой фюрер, не дольше, – сообщил Монке».
Ближе к вечеру, около 18.00, Гитлер еще раз собрал в своем кабинете сотрудников и сотрудниц из своего ближайшего окружения. Нерин Е. Ган пишет:
«Через проход, завешенный красной бархатной занавеской, в тесную комнату вошли Борман, Геббельс,
Потом Гитлер заговорил о Венке, чья армия была его последней надеждой. «Если не случится чуда, то мы погибли. Моя жена и я умрем. Я хочу лишь быть уверенным, что Лоренц, фон Белов и Цандер прорвались и передали оригиналы моего завещания Дёницу, Шёрнеру и Кессельрингу. Я не могу допустить, чтобы после моей смерти возник хаос».
Последний номер все еще выходящей берлинской газеты «Панцербер» от 29 апреля 1945 года
В этот вечер Гитлер готовился к смерти. Уже во второй половине дня он приказал отравить свою любимую овчарку Блонди. По его словам, он хотел убедиться в том, что яд действует, поскольку эти ампулы с ядом доставал Гиммлер. 30 апреля в 1.00 ночи Гитлер получил радиограмму от генерал-фельдмаршала Кейтеля. В ней был ответ на вопрос Гитлера, где находятся армии, призванные деблокировать Берлин:
«1. Передовые отряды Венка остановлены южнее Швиловзе.
По этой причине 12-я армия не может продолжать наступление на Берлин.
Основные силы 9-й армии окружены.
Корпус Хольсте [Штайнер] вынужден перейти к обороне».
Радиограмма Кейтеля лишила обитателей бункера последней надежды. Артур Аксман свидетельствует:
«30 апреля сразу после полудня я решил отправиться со своим адъютантом с нашего командного пункта на Вильгельмштрассе в бункер фюрера. Мы еще раз спустились в подвал, в наш лазарет. <…> На улице было еще совсем светло, поэтому мы не могли попасть в бункер фюрера через вход в здании старой рейхсканцелярии. Этот же путь проходил под огнем снайперов, которые засели в руинах отеля «Кайзерхоф». По Вильгельмштрассе нам приходилось передвигаться короткими перебежками, зажав в руке платок, чтобы защитить глаза, если русские опять будут стрелять зажигательными пулями с фосфором. Пробравшись сквозь руины министерства иностранных дел и поблуждав по лабиринту подземных ходов, мы добрались до бункера фюрера.
Я разыскал доктора Геббельса. Он сообщил: «Фюрер уже попрощался со своим ближайшим окружением».
Я прошел по коридору на другую сторону к личным покоям Гитлера. Там перед входом стоял штурмбаннфюрер СС Гюнше. Своей богатырской фигурой он буквально загораживал весь проход. Гюнше немногословно объяснил мне, что получил от фюрера приказ больше не пропускать к нему никаких посетителей.
Потом я поговорил с доктором Геббельсом. Мы направились в комнату для совещаний рядом с покоями Гитлера. Там мы встретили Мартина Бормана. Никто не садился. Не произнося ни слова, мы обменивались взглядами.
Это продолжалось до тех пор, пока Геббельс не спросил: «Разве это был не выстрел?»
Он не ошибся. Вошел Гюнше и сообщил: «Фюрер мертв!» На часах было 15.30.
Вместе с Геббельсом и Борманом я последовал за Гюнше в жилую комнату и одновременно кабинет Гитлера. Войдя в комнату, мы вскинули руки в нацистском приветствии.
Напротив нас у стены в правом углу узкой кушетки сидел
Рядом с ним в черном платье сидела Ева Браун. Она прислонилась к боку Гитлера, ее голова покоилась у него на плече. Ее глаза были закрыты, губы слегка приоткрыты. На теле не было видно никаких признаков насильственного воздействия; казалось, что она спит. Ева Браун приняла яд».
Кемпка, шофер Гитлера, получил от Гюнше, личного адъютанта фюрера, указание доставить из подземного гаража 200 литров бензина. Вот его рассказ:
«В большой спешке я поручил своему заместителю вместе с другими водителями раздобыть необходимое количество бензина в канистрах и доставить его в указанное место.
А сам поспешил через руины и разбитые взрывами автомашины к Гюнше, чтобы узнать, что же там у них случилось.
В тот самый момент, когда я входил в бункер фюрера, Гюнше выходил из кабинета Гитлера, так что мы встретились в приемной комнаты для совещаний.
Черты его лица заметно изменились.
Бледный как смерть, он растерянно смотрел на меня.
– Ради бога, Отто, что у вас здесь произошло? – бросился я к нему. – Ты, наверное, сошел с ума, когда потребовал, чтобы при таком артобстреле я доставил сюда бензин, рискуя жизнью полдюжины моих людей!
Казалось, Гюнше не слышал моих слов. Он бросился к дверям и закрыл их.
Потом он повернулся ко мне, посмотрел широко раскрытыми глазами и сказал:
– Шеф мертв!
Меня словно обухом по голове ударили.
Потом я засыпал его вопросами:
– Как такое могло случиться! Я только вчера еще с ним разговаривал! Он был здоров и, как всегда, общителен!
Гюнше все еще так потрясен произошедшим, что не может вымолвить ни слова. Он поднимает правую руку и, выставив указательный палец как дуло пистолета, показывает на свой рот.
– А где же Ева? – спрашиваю я, ошеломленный до глубины души.
Гюнше показывает рукой на все еще закрытую дверь комнаты шефа:
– Она с ним.
Лишь с трудом я добиваюсь от него рассказа о том, что же произошло здесь в последние часы.
Шеф выстрелил себе в рот в своем кабинете и упал головой вперед на крышку стола.
Ева Гитлер сидела, откинувшись на спинку кушетки, рядом с ним. Она отравилась».
Не только Ева Браун, но и Гитлер убил себя ядом. Хотя в послевоенные годы некоторые авторы, например Х.Р. Тревор-Ропер, придерживались мнения, что Гитлер застрелился, однако позже это было подвергнуто сомнению, например со стороны Куби. Гитлер сначала отравился, а уже потом кто-то из его ближайшего окружения произвел контрольный выстрел. В этом же направлении вели все свои розыски и русские, которые после захвата рейхсканцелярии педантично исследовали смерть Гитлера, непосредственную причину смерти и все обстоятельства, сопутствовавшие ей. В русский плен попал группенфюрер СС Раттенхубер, шеф Имперской службы безопасности и начальник личной охраны Гитлера, который провел последние дни апреля в рейхсканцелярии. В Москве он дал подробные письменные показания о событиях тех дней в бункере фюрера. О дне 30 апреля Раттенхубер пишет: «Около часа ночи [1 мая] я снова встал, обошел посты и примерно в 4 часа утра отправился в бункер фюрера. Здесь Линге [камердинер Гитлера] сообщил мне, что фюрер покончил жизнь самоубийством и что он выполнил самый тяжелый приказ в своей жизни. Как мне стало известно от доктора Штумпфеггера, именно он должен был достать цианистый калий для фюрера и его жены.