Благородство поражения. Трагический герой в японской истории

Моррис Айван

Затем мне улыбнулась фортуна, и я был послан в столицу, дабы свергнуть клан Тайра. Наказав сперва Ёсинака за причиненные оскорбления, я принялся затем уничтожать Тайра и ради это гнал своего коня зачастую по краю пропасти, не думая о своей жизни при виде врага. В иные времена я храбро выступал против свирепого ветра и волн в великом море, не беспокоясь о том, что мое тело может утонуть и быть пожрано чудовищами глубин. Панцирь и шлем служили мне подушкой; лук и стрелы были орудиями моей профессии…

Что касается моего назначения лейтенантом пятой ступени [имперской полиции], то я принял его как возможную честь для рода Минамото. И все же теперь я ввержен в состояние глубочайшего горя и горьких сетований. Понимая, что лишь с помощью будд и божеств я могу надеяться на положительный результат моего прошения,

я вырезал обеты на талисманах различных пагод и храмов, клялся перед богами больших и малых храмов Японии и духами подземного мира в том, что никогда и ни на мгновение не вынашивал никаких [злых] намерений; все эти заверения я представил [в Камакура]. И все же я не получил прощения.

Наша страна — страна богов, однако похоже, что боги не снизошли к моим просьбам; таким образом, не имея никого, к кому я мог бы обратиться, я полагаюсь теперь на великую милость вашего превосходительства и молю вас передать это мое заявление его высочеству, дабы в благоприятный момент он обратил бы на него внимание и утвердился бы в моей невиновности…

Невозможно полностью выразить свои мысли на письме, но я попытался описать вашему превосходительству основные положения и почтительнейше прошу обратить внимание на это письмо, которое имею честь нижайше преподнести.

Минамото-но Ёсицунэ.

Находчивость и мужество героя на поле битвы резко контрастируют с той детской простотой, которую он проявляет в личных отношениях — тот тип невинности и наивности, который в японской традиции столь часто связывают с макото. Но даже на этой поздней стадии он, кажется, верит, что все его несчастья могут кончиться, стоит ему встретиться с Ёритомо лицом к лицу и высказать «искренность своих намерений». [187] Его надежды на примирение оказались разбиты, когда он получил унизительный приказ возвращаться прямо в столицу без заезда в Камакура. Ёритомо усугубил оскорбление, отобрав те наделы Тайра, которые его брат получил в качестве награды за свои военные труды, и — что еще хуже — исключив его из членов клана Минамото. Через неделю после того, как Ёсицунэ написал свое письмо из Касигоэ, он в подавленном состоянии отправился обратно в Киото.

187

…Сои-о нобуру (из письма Касигоэ) буквально означает «высказать мои искренние намерения». Ёсицунэ хотел, чтобы его брат знал мотивировку его поступков — лояльнейшее желание служить ему, а также полное отсутствие каких-либо собственных политических амбиций.

Несколько месяцев спустя после столь резкого отказа, Ёритомо попытался вообще убрать Ёсицунэ из этого мира. С этой целью он отправил в столицу воина-монаха с приказом убить Ёсицунэ. Монах со своими подручными организовал ночную атаку на дом Ёсицунэ, но ее отбили, а сам предводитель, хотя и спасся в северных горах Курама, но затем был выслежен друзьями Ёсицунэ, привезен обратно в столицу и казнен. Такого неприкрытого покушения на жизнь было достаточно, чтобы убедить даже Ёсицунэ, что на примирение уже нет никакой надежды, и что, если он желает выжить, ему надо искать сподвижников. Именно в это время он получает от императора документ, в котором удалившийся от дел монарх поручает ему «строго наказать» своего старшего брата, как врага двора.

Приказ Госиракава мог бы подтвердить правомочность всего, что предпринял бы Ёсицунэ в будущем, но он не мог дать ему материальной поддержки, необходимой для успеха кампании. Вместо того, чтобы ударить на Камакура, он со своим дядей Юкииэ, сопровождаемые несколькими сотнями людей, проследовали на запад в надежде собрать на свою сторону добровольцев. [188] Эта осторожность кажется совершенно непохожей на обычную манеру Ёсицунэ, всегда отличавшуюся прямотой тактических действий; ясно, также, что и сам Ёритомо ожидал от своего импульсивного брата немедленной атаки на восток. Остается только гадать, — отчего в этот критический момент Ёсицунэ избрал столь осторожный шаг. Возможно, его вывела из равновесия и угнетала враждебность Ёритомо, и он потерял

порывистость и оптимизм, так ярко проявлявшиеся в ранний период его жизни; не исключено, также, что он все еще колебался — атаковать, или нет своего старшего брата, которому он подчинялся столько лет как главе клана Минамото, первому лицу в его собственной семье; дядя, также, мог убедить его, что, не набрав соответствующего количества людей, противостоять камакурской силе было сумасшествием.

188

Двор назначил Ёсицунэ и Юкииэ наместниками всех поместий сёэн на Кюсю и Сикоку соответственно; это было источником огромного потенциального богатства, однако не предоставляло возможностей набора воинских сил, необходимых для кампании против Камакура.

В любом случае, удача, что столь часто сопутствовала Ёсицунэ в более динамическое время его карьеры, на этот раз ему изменила. Немного спустя, после того, как он покинул Киото и сел на корабль, чтобы переплыть Внутреннее море, его маленький отряд был почти полностью уничтожен внезапным штормом, который (как рассказали Ёритомо) был наслан волей богов. По какой-то счастливой случайности Ёсицунэ и его дядя пережили кораблекрушение, погубившее почти всех их людей; однако надежды организовать вооруженную поддержку — что с самого начала представлялось довольно слабой перспективой — теперь исчезли, и все, на что теперь могли они надеяться, было попробовать избежать пленения вражескими войсками, которые окружали их со всех сторон. После кораблекрушения спутники расстались навсегда, и несколько месяцев спустя Юкииэ, неудачливый дядя, был настигнут и убит.

Ёсицунэ стал теперь одиноким отверженным, от которого отвернулся двор и которого яростно преследовал его брат, устроивший самую крупную в истории Японии охоту на человека. После серии случаев, когда только чудом ему удалось бежать, Ёсицунэ удалось совершенно сбить преследователей со своего следа. Считалось, что он мог вернуться в Киото (что он и сделал на самом деле), и в городе был проведен повальный обыск; во многие храмы, где мог скрываться Ёсицунэ, были посланы военные отряды; военные гарнизоны во всех провинциях были подняты по тревоге, всем заставам были разосланы приказы хвататься за любую ниточку, которая могла бы привести к его местонахождению. Однако, Япония XII века с ее плохой системой коммуникаций и медлительным транспортом, была огромной страной, а сложная горная система делала ее идеальным местом для того, чтобы скрыться преследуемому беглецу, в особенности — такому, как Ёсицунэ, у кого должно было быть немало тайных доброжелателей.

Месяц за месяцем продолжалась великая охота. Даже будды и божества были привлечены к розыску: во многих храмах возносились молитвы о пленении Ёсицунэ, а по приказу из Камакура подобные же просьбы звучали и в молельнях синтоистского комплекса в Исэ. Однажды настоятель одного из храмов увидел во сне, что он встретил Ёсицунэ в восточной провинции Кодзукэ. Он надлежащим образом сообщил об этом, и специальная экспедиция была послана на место, однако на самом деле Ёсицунэ был неподалеку от Киото, в нескольких сотнях миль к западу. Желание Ёритомо выследить своего брата кажется маниакальным, а неудачи охоты приводили его в ярость. Он наверняка подозревал, что двор не выполняет своей части работы, и где-то год спустя написал в Киото бывшему императору нижеследующее:

Во всех частях страны [у Ёсицунэ] есть симпатизирующие ему люди и, вероятно, полумерами, действиями, не идущими от чистого сердца, мы не добьемся его пленения. Поэтому я намерен отправить отряд в количестве двадцати, или тридцати тысяч человек для тщательного прочесывания каждой горы, или храма в стране. Поскольку это может привести к некоторым нежелательным последствиям, я прошу двор, в том случае, если он знает какие-либо верные способы пленения [противника], сообщить [о них в Камакура]. [189]

189

Цитируется Исии Сусуму в кн. Камакура бакуфу, Токио, 1965, с. 188–189.