Блатные из тридевятого царства

Волков Валерий

Кореша встретили меня диким воплем. Над степью завис радостно-тревожно-удивленный рев. Внятно смог высказаться только Кондрат Силыч.

– - Ты где пропадал?!

– - Живот крутило, -- отмахнулся я.

– - Так долго?

– - Сильно скрутило, -- ляпнул я.

Кондрат Силыч удивленно моргнул, но воздержался от дальнейших расспросов. Кореша же набросились на меня как пчелиный рой на любителя халявного меда. Ели отбился. В знакомом гуле голосов я так и не услышал гортанного рыка Азама.

– - А куда хан делся?

– - Он в стойбище подался. Ты ушел, соплеменник

евоный приперся. Пастух. Потерявшуюся овцу искал. Хан рявкнул на него, лошадь забрал и ускакал. Нам велел здесь дожидаться.
– - Доложил Евсей.

Тольку тут я заметил щуплую фигуру незнакомого степняка. Соплеменник Азама стоял на коленях, лицо обращено вслед уходящему солнцу, глаза квадратные, подбородок, утыканный редкими короткими волосами, нервно дрожит, а толстые сосиски губ шепчут что-то непонятное.

– - Это он чего?

– - А пес его знает, -- ответил Федька.
– - Он по-нашему не бельмеса. Как Азама увидел, так и скопытился. Рот разевает, что сказать хочет непонятно.

– - Бог с ним, -- кивнул я.
– - Пока не стемнело, давайте на ночь обустраиваться.

Готовить ночлег в степи, когда под рукой ничего кроме травы нет, занятие не очень увлекательное. Сообща надергали ковыля. Выложили подстилку. Постояли, посмотрели -- пошли дергать дальше.

Только закончили, явился Азам с лошадьми. Хана сопровождал отряд человек в двадцать. Та еще компания, не чета губашлепу-пастуху. Все коренастые, плотные как Ванька с Васькой, масштабом, правда, меньше -- один к двум приблизительно. Варварское облачение из плохо выделанных шкур смотрелось на них, как смокинг на английских лордах -- изящно и степенно. Раскосые глаза сверлили округу зло, надменно, по-хозяйски.

Вопрос о ночевки в степи отпал сам собой. Тем более лошади вмиг сожрали заготовленный ковыль. Азам торопил:

– - Достархан накрыт. Кумыс пениться. Женщины танцевать всю ночь будут. В степи праздник -- Хан вернулся!

К стойбищу подъехали уже в темноте. В широкой ложбине меж двух холмов пылает несколько костров. Азам ехал в центр к самому большому и яркому. Пока добирались до места, обогнули не один десяток юрт. Спешились. К Азаму подскочил странный человек, перемазанное сажей лицо расплылось в липкой заискивающей улыбке, на башке бараний череп с обломленным рогом. Хан прорычал несколько фраз. Среди колючих звуков я уловил знакомые -- "шаман" и "сволочь".

Человек заблеял в ответ что-то несуразное, жолобно-визгливое. Азам прервал его на полуслове весьма изящным, но далеким от ораторского искусства способом -- без замаха впечатал кулак в челюсть. Хорошо попал. Дважды клацнули зубы, сначала на бараньем черепе, потом у шамана. Барану повезло больше, пожелтевшие клыки дрогнули, но устояли, а во рту шамана появилась изрядная проплешина, зуба в два, а может и больше. Шамана унесли, и Азаму стало стыдно.

– - Извини Хан Па, не сдержался.

– - Ты же обещал, -- напомнил я.

Азам скорчил рожу и нехотя ответил:

– - Шаман сказал орде, что великий Бог Тэнгри забрал меня на небо и степному народу нужен новый хан.

– - Смело, -- кивнул я.
– - И чего теперь?

Хан улыбнулся.

– - Я объявил, что великий Тенгри отпустил меня и велел взамен прислать шамана с новым ханом.

– - И кто у нас хан?

– - Нугай. Сын брата моего отца. Какой с него хан. Меня увидел, на брюхе ползал. Сегодня будет кумыс подносить, ноги целовать, завтра овец пасти. Бараньим ханом будет.
– - Азам засмеялся и шагнул к столу.

На большом ковре уймища подносов, глиняных чашек, горшков. Наставлено так, что ворс ковра не виден. В каждой посудине гора мяса. Баранина и конина во всех видах. Жареная, пареная, с бульоном, на костях и без. На отдельном блюде вареная баранья голова. Запах мяса напрочь глушит аромат степного разнотравья. Из остальных яств -- пресные лепешки.

Чьи-то заботливые руки разложили у края подушки набитые овечьей шерстью. Хан занял почетное место в центре, мы с боков. Огромный костер освещает округу. В помощь огню на чистом небе серебрится луна. Атмосфера как в хорошем ресторане -- интригующе-интимная. Я огляделся. За нами две юрты, выше и краше прочих. Впереди пустой пятак, вширь метров десять, в глубину не понять, дальний край теряется в темноте. С краев снова юрты, но уже проще, хотя и лучше тех, что встретились при въезде.

Пока я осматривался, кореша набросились на угощенье. Оголодали в пути. Ложек, как и отдельных тарелок, здесь не полагалось. Ели руками с общих.

По счастливому Васькиному лицу тонкой струйкой, от губ к подбородку и ниже, стекает бульон. Ванька закусывает обжаренное баранье ребро куском вареной конины. Кузнец Сорока мастрячит на лепешке огромный бутерброд. Евсей с Федором по очереди из одной чашки запивают мясо бульоном. Антоха, утолив первый голод, как истинный гурман выбирает куски с жирком. Кондрат Силыч же кушает степенно, прежде, чем положить кусок в рот, осмотрит со всех сторон. Главное блюдо -- вареная баранья голова, никого кроме Азама не привлекла. Хан пытался поделиться со мной, но я отмахнулся. У Губана переел.

К столу потянулись люди. Воины, женщины, старики и даже дети. Они подходили по очереди, согласно здешнего "табеля о рангах". Вставали на колени и трижды касались лбом земли.

– - Это они чего?
– - Поинтересовался я.

– - Меня приветствуют, Ханом своим признают, -- ответил Азам.

Стоящие позади воины зорко следили за каждым. В руках плети для нерадивых и сомневающихся. Но таких не нашлось. Некоторых, в основном воинов, Азам угощал куском мяса с бараньей головы. Заслужившие такую милость кланялись пуще остальных. Я усмехнулся -- политика однакось...

Подтвердив верноподданнические чувства, народ отходил в сторону и там сразу же появлялся ковер с едой. Через час большая часть орды пировала рядом с нами. Последним приперся шаман. Потоптался у костра и рухнул на карачки. Азам милостиво кивнул. Шаман отряхнул колени и уселся за наш стол. Грязные руки нагло потянулись к бараньей голове. Азам шепнул мне на ухо:

– - Без него нельзя. Шаман любой орде нужен. Другого нет.

– - А чего ж ты его лошадьми рвать хотел?
– - Спросил я.