Блатные из тридевятого царства

Волков Валерий

– - Дел-то, -- соглашался Васька, -- две сломанных челюсти и один нос, а такая халява! Эдак каждый день можно.

– - Главное, чтоб по понятиям было, -- кивал Евсей.

А по залу, от стола к столу, шепоток:

– - Смотри, блатные вечерять изволят...

– - А кто это?

– - Которые за правду-матку, за справедливость...

– - Да с такими рожами, ты глянь, только путников на большой дороге грабить.

– - Не скажи. А вон тот плюгавенький у них за старшего. Паханом кличут...

Отужинали на славу. Поправили здоровье водочкой,

но в меру, дабы не ронять престиж. Вежливо раскланялись с хозяином. Трактирщик лично проводил до порога, просил не забывать.

– - Чего уж, -- кивнул Евсей, -- зови, ежели что. Был бы человек хороший, а кулак найдется.

Сытые и счастливые мы направились в сторону городских ворот. Здешний воздух пьянил больше водки. От каждого палисадника, от земли и даже неба, исходил неповторимый запах свежести. На этой земле можно только жить, для смерти она непригодна.

На перекрестке пришлось остановиться. Дорогу перегородили несколько пролеток на рессорном ходе. Бьют копытами лошади, щерят зубы возницы. Евсей напрягся и сжал кулаки.

– - Прощайте, братцы. По мою душу. И как выследили, никто ж не знал...

Мне вспомнилась тощая тень, нырнувшая под прилавок на базаре. Дьяк расстарался, больше некому. Я развернулся и встал рядом.

– - Не дрейфь, Фраер! Кореша своих не бросают!

– - А то!
– - Рявкнули Ванька с Васькой, засучивая рукава.

– - Врагу не сдается наш гордый "Варяг"! Пощады никто не желает!
– - Заглушая ржание лошадей, орал Федька.

Половина возниц держат в руках палки, у остальных хлысты. По трое на брата. Эх, хороша блатная жизнь, жаль короткая...

– - Эй, паря, уж не тебя ли Паханом кличут?
– - поинтересовался кто-то из извозчиков.

– - Мужики, да это ж те самые блатные и есть, про которых Кузьмич сказывал!
– - Опознал нас другой.

Толпа зароптала.

– - Да ну их, с имя свяжись, себе дороже, -- произнес сутулый мужик и выкинул дубину.
– - Вы как хотите, а я поехал. Тумаки Евсеевские сошли почти...

Следом за ним разъехались остальные. Только один, последний, метался меж двух лошадей, запутавшись в узде.

– - А я чего, -- суетился он, -- может подвести кого надо? Так я мигом, с ветерком, при всем нашем уважении.

Только диву можно даваться, с какой быстротой разносятся слухи по княжеству. Ведь ни радио, ни телевидения, когда успели? Пошла молва гулять -- не остановишь.

Отпускать Евсея одного было опасно. Мало ли. Посовещались и решили -- братья отправляются домой на пролетке, Федор заночует у зазнобы, дом будущей тещи в двух шагах, ну а я пригляжу за Фраером.

В родительский дом Евсей идти отказался. Потащил меня через весь город в избушку бабки.

– - Отцу едино, Фраер я или лох, так приласкает -- свету белому не возрадуешься.

Старая ведьма ни о чем не спрашивая, постелила на русской печи. Евсей, уставший от волнений беспокойного дня, отвернулся к стене и сразу засопел. Выждав, я осторожно соскользнул вниз. Нашарил одежонку и на ощупь стал красться к двери.

В темнице

я раз тридцать пытался заставить заклятье работать. Бесполезно. Оставался последний шанс, добраться до яблони в саду старосты, где меня повязал Лабудько. Вдруг сотворится чудо.

– - Не ходил бы ты никуда, -- ласково попросила ведьма.
– - Чего ноги зря топтать.

Наверно я и ожидал чего-то такого, поэтому ответил сразу, без заминки:

– - Отпусти меня, бабушка.

– - Чую в тебе силу большую, но понять не могу. Росточком вроде и не обижен, да не богатырь. И кулаки той крепости, что у наших парней не имеют. Тоску еще в тебе чую, гложет она тебе. Эта зараза почище всякой хвори будет, как пристанет к человеку, так считай, пропал. Гони ее. Живи настоящим, не думай ни о будущем, ни о прошлом. А коль собрался -- ступай. Только не через городские ворота, они уж закрыты, стража не выпустит. За моим огородом в стене лаз. Дойдешь до ручья и вдоль бережка, его держись. Звуков ночных не бойся, то птица, нечисть давно извели.

Не простившись, не сказав спасибо, я бросился бежать. Сердце бешено колотится, что-то давит его внутри.

Ручей довел до пшеничного поля. Ускоряю шаг, налитые колосья хлещут по рукам. Слева, учуяв, лает чей-то пес. Иду на голос. Через сотню метров упираюсь в забор крайнего дома. Беру правее и выхожу на главную улицу. Дом старосты мало чем отличается от других, но я его узнаю сразу. Лезу через ограду. Яблоня стоит там, где ей и положено, если проход между мирами существует, то он именно здесь. Иначе как объяснить бездействие заклятия? Иначе как я попаду домой?!

Достаю измятый лист. Сам себя подбадриваю: "Вперед! Надежда умирает последней!" Не торопясь, основательно выполняю весь ритуал и закрываю глаза...

Глава 4.

Всю жизнь нам твердят -- слушайтесь старших! Говорила же ведьма -- сиди дома. Нет поперся. Не разверзлась земля, не померк свет в глазах. Все осталось по-прежнему и дом старосты, и сад с яблоней.

Сначала считал до ста. Потом рвал зубами кору. Надкусал все яблоки, до которых смог дотянуться. Пару раз пнул по стволу, словно яблоня в чем-то виновата.

Безусловно, когда человек рождается идиотом, какую-то ответственность несет и природа, но когда он им становиться...

До избушки колдуньи я добрел под утро. Бабка Агата даже не взглянула в мою сторону, словно я и не уходил. Стуча мисками, она собирала на стол.

Потоптавшись на пороге, я уселся на лавку. Хотелось спать, веки словно клеем намазаны, так и норовят сомкнуться, но старуха предостерегла:

– - Не спи, милок. Не ровен час, стрельцы прибегут. Старобок нынче сам не свой. Покудова охотой развлекался, какие-то супостаты терем его обокрали. Одних ковров и прочей рухляди ценной два воза вывезли. А главное корону княжескую сперли, там одних каменьев драгоценных на тысячу рублей. Не гневите князя, явитесь, как указано. Стрельцы который день по городу рыщут, да толку ноль. Палач от плахи не отходит, ждет, как лихоимцев изловят.