Блатные из тридевятого царства
Шрифт:
– - Не понял? Кондрат Силыч картошку чистит, а остальные бока отлеживают.
– - А чего, не сломается, на карачках меньше нашего лазил...
– - Он -- дембель, по сроку службы положено.
– - Везет же людям, -- пробубнил Ванька, отбирая у Крапивина нож.
– - Вчера в блатные записался, а уже дембель.
Больше вопросов не последовало. Дым отгонял обнаглевших к вечеру комаров, в кустах завозилась птица, устраиваясь на ночлег. Тихо и покойно, рай земной -- не меньше. Но в другом конце поляны, у второго шалаша, не
– - Наряд по кухне выходи строиться! Какая зараза суп пересолила? Бегом мыть котел и никаких завтра! Антоха, доложи обязанности часового.
– - Эт, как Васька, с дрыном и всех носом в землю?
– - Нет. Как Лизавета, всем стоять и бояться. Шагом марш на пост!
– - Евсей, спать-то можно?
– - Рядовой Сорока, можно Машку за ляжку или козу на возу, а у нас разрешите! Ясно?
– - Ага, только я не понял, спать будем сегодня или нет?
Из шатра выглянул Лёнька. Вместо мундира серая пижама. Сиятельный и досточтимый почивал, да какая-то нелегкая согнала его с постели. Делать нечего, пришлось подняться.
– - Уснуть не могу, -- пожаловался граф.
– - Думаю, как с тобой Пахан поступить, пороть или наградить чем? Вроде спасти пытался, на Лизку кинулся, а с другой стороны -- не спас же.
– - Господин граф, а как в таких случаях поступают за границей?
– - Сначала награждают, затем секут.
– - Думаю в нашем случае можно обойтись каким-то одним способом, -- сделал я тонкий намек.
– - Что, сразу пороть?
– - ...
– - Ну, я подумаю еще, -- пообещал Ленька, -- может несильно, плетей десять, да и хватит.
– - Как вам угодно.
А чего еще скажешь. Дурак -- это не профессия, а состояние души. Уставшему за день телу требовался отдых. Кореша забрались в шалаш, один дед Кондрат маялся у костра, грея старые кости.
– - Чего этому обормоту понадобилось?
– - Полюбопытствовал он.
– - Да так, не знает орден мне вешать на шею или петлю.
– - Ишь, стервец, все угомониться не может.
– - А ты его давно знаешь?
– - Да ить, почитай, с рождения. Евоная мамка, сестра Старобока, супружница моя первая, в Европах Леньку нагуляла. И сразу князю подсунула, некогда нянчить было, натура-то тонкая, душа танцулек требует, где уж за сыном смотреть. Наш князюшка до двенадцати годов его кормил, уму разуму обучал, а опосля сестрица заявилась, к себе увезла. Там Леньке всякой дряни в голову и напихали. Парень -- как парень был, а назад приехал -- срам один. Был бы отцом кровным -- уши оборвал. Лучше уж глухим, чем как теперь -- Дебилом. Истинный крест.
Устроившись поудобней, я закрыл глаза, в надежде увидеть хороший добрый сон и хоть немного отвлечься от маеты таких реальных, но сказочных будней.
Глава 5.
Утро выдалось на славу. Жужжат пчелки, лютики-цветочки тянутся к солнцу, красно-сине-желтые
Ближе к полудню приехал Микула с провиантом. Поступил приказ собираться. Никогда не думал, что двенадцать человек способны создать такую суматоху. На сборы ушло без малого два часа. А чего, собирать-то? Взял в руки рогатину -- и все сборы.
Один Федор, усевшись на пне, как князь на троне, раздувал меха чьей-то гармони. Я устроился рядом. Голос у Подельника оказался сильным, красивым, да и слух присутствовал, вот репертуар оставлял желать лучшего:
– - Стонет ветер, стонет ветер,
Да не гнется лебеда.
Ястреб зайчика заметил,
Не осталось ни хрена.
Стонет ветер, стонет ветер,
В облачке зависшем.
Ястреб тоже сдохнет,
Зайкой подавившись.
Закончив петь, Федор звонко чихнул, гармонь ответила новым перебором. Подельника потянуло на лирику:
– - Эх, кума, мать твою!
Рожа не умытая,
Все одно тебя люблю
На лысо обритую!
Сено преет на лугу,
Вся работа брошена.
Пятый день ее люблю,
Бабу нехорошую.
С последними аккордами улеглась суета. Штрафников обуял зуд нетерпения. Засиделись мужики, душа жаждет действий. Микула Селянович не дал угаснуть душевному порыву. Его речь была короткой, но пламенной:
– - Животы подтянули и вперед!
Граф в парадном мундире уселся на лошадь и первым пересек государственную границу. Следом, в колонну по два, двинулись остальные. Замыкал шествие обоз, состоявшей из телеги, груженой провизией.
Через сотню метров Ленька не выдержал размеренного шага пешего посольства и пришпорил кобылку. Выхватив меч, он в одиночку ринулся отвоевывать чужие земли. Светлая память тебе боевой товарищ!
Нескошенное поле сменилось березовой рощей, светлое редколесье перешло в смешанный лес и вскоре мы ступили под сень вековых сосен. Ноги утопали в прошлогодней хвое. Пахло приятной горечью сосновой смолы.
Впереди взлетела стайка перепелок. Микула поднял руку и десяток ощетинился рогатинами. Справа затрещали кусты, среди веток мелькнуло неясное виденье. По лесу раскатистым эхом пронесся протяжный рев. Рычание сменилось визгом.
– - Выпь, -- уверенно сообщил Васька, -- больше некому.
– - Медведь, -- уперся Ванька.
В спор влез кузнец Сорока:
– - Волк-то, точно говорю, к бабке не ходить.
– - Не, -- приложил Антоха ладонь к уху.
– - Волки так не орут, я то уж знаю, в прошлом годе пол стада сожрали, не их голос. Росомаха балуется.
Надсадное мычание раздалось совсем близко и на прогалину меж сосен вышло что-то непотребное.
– - Леший!!!
– - Заорали все враз.