Блатные из тридевятого царства
Шрифт:
– - Если б пес на вас не отвлекся, я бы помер от разрыва сердца, меня и кусать бы не пришлось.
– - Ну, слава Богу, коли так, -- сказал Кондрат Силыч и трижды перекрестил лоб. Отшептав нехитрую молитву, он с ухмылкой добавил:
– - Сдается мне, Пахан, мы до места добрались. На той березоньки, что нас приютила, весь ствол на вершине покарябан.
– - Да то после вас.
– - После нас на ней коры не осталось, глянь -- одни борозды от ногтей. Ванька с Васькой так буксовали, что у новых сапог подошва протерлась. Кто-то на березе раньше побывал и неоднократно,
Я не успел ничего ответить, рядом ойкнул Антоха.
– - Я сейчас, -- выдохнул пастух, держась за живот.
– - До кустиков сбегаю, приспичило чевой-то...
– - Мы с тобой!
– - Гаркнули братья Лабудько.
– - И я, пожалуй, с ними прогуляюсь, мне быстро, по-маленькому, -- доложил Федор.
Кондрат Силыч потер подбородок и задумчиво произнес:
– - Приспичило, приспичило... А ведь тот хрыч, что наши сапоги мерил, предупреждал, как приспичит -- значит пришли. Я тоже до ветру сбегаю, душу облегчу и будем хозяина лодки искать.
У березы остались Азам и я, остальных деревья уже не устраивали, всем резко понадобились кустики. А у нас с ханом -- толи организмы крепче, толи биохимические процессы медленней протекают. Одним словом -- не приспичило. На улицу выглянула наша спасительница, на веснушчатом лице лукавая улыбка.
– - Хозяюшка, -- обратился я к ней, -- а не здесь ли обитает владелец пароходов, газет и заводов?
– - Чего?
– - опешила женщина.
– - Лодка, говорю, не ваша на реке болтается?
– - Мужнина.
– - Кивнула она.
– - И где сыскать вашего благоверного?
– - А чего его искать, в сарае он, новую лодку смолить заканчивает.
– - Вы б позвали, разговор есть.
– - Так проходите.
– - Нет уж!
– - Твердо ответил я.
– - Лучше он пусть выйдет.
Хозяйка пожала плечами и молча удалилась, а я насел на Азама:
– - Хан, дружище, сейчас твой единорожец придет, ты уж покалякай с ним на родном языке, глядишь, сговорчивее будет. Как никак земляк, хоть и обрусевший, услышит речь родных степей -- вмиг растает. Точно тебе говорю.
Азам понял с полуслова. Ханская грудь вздыбилась, тонкие губы на плоском лице сжались в суровую улыбку. Чингисхан на пике славы скромней выглядел.
Заскрипели ворота, на улицу вывалился тощий тип с раскосыми глазами и носом-кнопкой на широком скуластом лице. Азам важно шагнул вперед, стукнул ободранным кулаком себя в грудь и заговорил. Корявая степная речь лилась из ханской глотки как ржавая вода из лопнувшего водопровода. Сплошное бульканье, мычанье и стоны. Владелец лодок ошарашено заморгал, затем собрался с силами и ответил замысловатой фразой из сплошных согласных. От резких гортанных криков у меня заломило в ушах. Короткие, топором рубленые слова с непривычки раздражали слух. И так продолжалось почти пол часа. Уже собрались все кореша, а земляки все еще сотрясали воздух и никак не могли наговориться. Первым не выдержал обрусевший Михей. Пожал плечами и на чистом русском спросил:
– - Мужики, чего эта морда степная говорит? Ни хрена понять не могу.
– - Ага, Хан Па, -- развел руками Азам.
– -
– - Так, -- подвел я неутешительный итог, -- высокие договаривающиеся стороны к консенсусу не пришли. Вы что же братцы, кумыса в детстве перепили? В одной степи же росли.
– - Степь она большая, -- заметил Михей.
– - Я с предгорий, а он степняк, у них такой говор, что язык сломаешь, пока вспомнишь, как маму звали.
Здесь бы я поспорил, по мне, что так, что эдак, слово скажешь -- губы в узел завяжутся. Но я благоразумно промолчал. Михей чисто по-русски взлохматил пятерней копну жестких черных волос и поинтересовался:
– - Чего хотели-то?
– - У тебя лодка, говорят, есть, а нам бы на тот берег переправиться, за ценой не постоим.
– - Взял я инициативу в свои руки.
– - Не вопрос, -- кивнул Михей.
– - Только у нас не принято извозом заниматься. Лодок сколь угодно, покупайте и катайтесь на здоровье.
– - И сколько?
– - Да бесплатно. На кой мне деньги, чего с ними тут делать? У меня вон телега без колес стоит, несете колеса и забирайте лодку.
– - Да где ж мы их возьмем?!
– - Возмутился Евсей.
– - А я скажу, -- ответил Михей.
– - Вертайтесь назад, как церкву пройдете -- направо, третий дом с конца по левой стороне. Спросите плотника. Он еще в прошлом годе телегу пропил, а колеса остались.
Делать нечего, понурив головы, поперлись назад. Когда добрели до церкви, солнце перевалило за полдень. Давешних старушек уже не было, зато из придорожных кустов высунулись две наглые рожи, а следом, ломая ветки, вылез молодой парнище, косая сажень в плечах, в голубах глазах бултыхается по литру браги. Растопырив руки, он бесцеремонно загородил дорогу, плюнул сквозь выбитый зуб и поинтересовался:
– - Кто такие? Почему не знаю? Чего ходим, траву топчем?
Пока я соображал, как быть, Фраер уже распорядился:
– - Васька, объясни хлопцу!
Старший Лабудько без раздумий заехал Ильи Муромцу местного разлива в челюсть. Парень улетел в кусты, следом юркнули собутыльники. Мы еще с минуту потоптались на месте, готовые отразить новую атаку. Но в кустах пошуршали-пошуршали и успокоились. Наружу никто не вылез, только стаканы звякнули. Дальнейший путь проделали без приключений.
Плотник, мужик уже в возрасте, выслушав нашу историю, пожал плечами:
– - Колеса имеются, в сараюшке лежат. Да как вы их возьмете? Денег мне даром не надо. Я б их на тулупчик поменял, только хороший, на заячьей подкладке. Могу подсказать, где взять.
– - Спасибо, знаем -- еле сдерживаясь, ответил я.
Над нами издевались. Самым форменным образом. А как это по-другому назвать? От бешенства я готов был кого-нибудь придушить. У корешей кулаки сжаты, лица кислые, как переквашенная капуста, в глазах тупая ярость, так и зыркают по сторонам, выискивая на ком бы злость выместить. От бестолковой беготни ноги в не разношенных сапогах гудели куда сильней, чем утром голова с похмелья, а до тулупчика не меньше километра.