Блокада. Знаменитый роман-эпопея в одном томе
Шрифт:
Кое-где нужно было прорыть дополнительные ходы сообщений между дотами, построить новые огневые точки фронтом на север и северо-восток, чтобы усилить круговую оборону.
Был седьмой час утра, когда Звягинцев вместе с Королевым в последний раз вышел из машины, чтобы осмотреть надолбы, установленные у шоссе, идущего вдоль берега Финского залива.
Утро было хмурое. По небу медленно плыли огромные черные облака.
Звягинцев и Королев услышали характерный звук «юнкерса». Задрав головы, они прислушались.
В репродукторах, установленных по всей территории завода, зачастил метроном. Уже знакомый Звягинцеву голос Дашкевича объявил:
— Внимание! Воздушная тревога! Немецкий самолет сбросил над территорией завода парашютистов! Бойцам истребительного отряда немедленно направиться в район танковых цехов, ближе к заливу! Воздушная тревога!
Снова лихорадочно застучал метроном. Королев схватил Звягинцева за плечо.
— Парашютисты?! Где? Ты что-нибудь видишь? — крикнул он, не отрывая взгляда от неба.
И вдруг они увидели, что и впрямь из-за туч спускается раскрытый парашют.
Звягинцев взобрался на крышу машины и снова устремил взгляд вверх. Других парашютов пока не было видно.
Загрохотали зенитки…
Соскочив на землю, Звягинцев бросился в кабину, увлекая за собой Королева, и скомандовал шоферу:
— А ну, газуй в сторону залива!
Машина рванулась вперед.
Со всех сторон к заливу бежали люди, раздавалась стрельба: палили из винтовок по парашютисту.
На заводе были готовы ко всему: к бомбежкам, к обстрелам и даже к непосредственному вторжению врага со стороны больницы Фореля или с берега Финского залива. Но парашютисты?! Этого никто не ждал. И потому не только бойцы истребительного отряда, но и все те, кто имел личное оружие: работники заводской охраны, члены парткома, руководители цеховых парторганизаций, — услышав объявление по радио, устремились в район танковых цехов.
Звягинцев напряженно всматривался в медленно приближающийся к земле парашют. Под куполом покачивалось что-то продолговатое, лишь отдаленно напоминающее человеческую фигуру.
«Нет, это не парашютист, на кой черт немцам понадобилось сбрасывать единственного парашютиста? — лихорадочно думал Звягинцев. — Но, может быть, это летчик с подбитого немецкого самолета?»
И вдруг он понял: это совсем другое!..
Звягинцев снова взобрался на крышу автомашины и во весь голос крикнул:
— Слушать мою команду! Прекратить стрельбу! Не толпиться!
То ли потому, что голос Звягинцева прозвучал громко и властно, то ли потому, что он, одетый в военную форму, был с крыши «эмки» виден отовсюду, но те, кто стоял поближе, повернули к нему головы и перестали стрелять.
Однако с разных концов завода к танковым корпусам продолжали бежать встревоженные люди.
Выхватив пистолет,
— Слушай команду! Ложись! Это бомба!
Он спрыгнул с машины, рванул из-за руля шофера, увлекая его на землю…
Падая, Звягинцев увидел, как из подъезда находящегося рядом здания выскочил старик Валицкий. Без пиджака, в расстегнутой рубашке, взъерошенный, он бежал, размахивая обрубком водопроводной трубы, и пронзительным голосом кричал:
— Бей парашютистов!
Звягинцев вскочил, рванулся к старику, с размаху сбил его с ног и сам покатился по земле…
Разрыва электромагнитной морской мины, — в сентябре немцы начали сбрасывать их на парашютах для минирования Финского залива и Невы, — Звягинцев, кажется, не слышал. На него свалилось что-то свинцово-тяжелое, в уши ударила взрывная волна.
Когда Звягинцев пришел в себя, то увидел, что люди уже поднялись с земли, выбрались из щелей, из-за укрытий.
Он с трудом встал на ноги, покачиваясь, сделал несколько шагов.
Ивана Максимовича нигде не было видно.
Корпус, в который попала мина, горел. Выносили убитых и раненых. С воем промчалась пожарная машина.
Кто-то с силой потряс Звягинцева за плечо. Оглянувшись, он увидел Королева.
Вне себя от радости, что старик жив, Звягинцев начал говорить, что надо немедленно оказать первую помощь раненым, организовать их эвакуацию. Королев что-то отвечал ему, но он не слышал ни голоса Королева, ни своего собственного.
Наконец Звягинцев понял: наклонясь к самому его уху, Иван Максимович кричал:
— В штаб, немедленно в штаб! Раненым помогут. А нас в штабе ждут! Уже на десять минут опоздали!
14
Если бы самым крупным зарубежным военным специалистам предложили, взглянув на карту, предсказать судьбу Ленинграда, они, наверное, пришли бы к выводу, что этот город обречен. Кольцо блокады опоясывало его, замыкаясь на берегах Ладожского озера; вражеская артиллерия беспрерывно вела обстрел улиц, самолеты сбрасывали на город тысячи бомб.
Казалось, что немецким армиям, стоящим у ворот этой гигантской, со всех сторон осажденной крепости, нужно сделать одно последнее усилие, и они овладеют ею.
В этом был все еще уверен и фельдмаршал Риттер фон Лееб, несмотря на то что в его распоряжении оставалось лишь двое суток, в течение которых он мог использовать для штурма города всю свою армейскую группировку — сотни тысяч солдат, тысячи орудий, минометов и танков, более полутора тысяч самолетов.
Да, фон Лееб все еще не сомневался в успехе, хотя знал, что через сорок восемь часов ему предстоит, согласно приказу Гитлера, начать переброску ряда частей на Центральное направление.