Большой полёт крылатого коня
Шрифт:
Большевистский план "окончательного разложения Церкви" руками обновленцев провалился: еретики заработали только презрение православного народа. И тогда Церковь начали брать измором. Быстро раскручивался маховик репрессий: духовенство гноили в ссылках, лагерях и на каторге, сроки заточения все увеличивались - сначала два, три года, потом "шестерки", потом пошли "восьмерки" и "десятки". Через мясорубку заточений прошло практически все православное духовенство: священнослужителей время от времени арестовывали по соответствующим "спискам" и "распорядкам"; случаи, когда бы пастырь не имел бы в биографии "лагерной строчки", уникальны. Расчет был на то, что даже выжившие в лагерях будут нравственно сломлены. Но большинство вернувшихся из заточения священников вновь приступало к своему пастырскому служению.
Богоборческий режим долго выжидал,
Видный религиозный философ, протоиерей Сергий Булгаков писал: "Гитлеризм, как религиозное явление, есть ещё более отрицательное даже, чем воинствующий атеизм большевизма. Он более глубоко отравляет душу народную, чем большевизм, поскольку последний есть удушающее насилие, первый есть некоторое зачатие духовное, но зачатие в антихристианском язычестве". Тогда всем казалось, что фашизм представлял собою бульшую угрозу человечеству, чем большевизм. Потому даже в безбожном большевистском СССР как православное, так и мусульманское духовенство сразу же заняло антифашистскую позицию. А правительство, испуганное страшной военной угрозой, было вынуждено воззвать к религиозным чувствам народа - из уст Сталина впервые прозвучало церковное обращение: "братья и сестры".
В битве с гитлеризмом народы СССР проявили массовый героизм, - в их числе и туркмены, как свойственно этому народу, блистали воинской доблестью. Явные чудеса Божии, свидетелями которых стало множество людей на фронтах и в тылу, привели к вере новое, "военное" поколение.
Необходимость в некой объединяющей народ истинной идее, укрепляющей патриотизм, заставила власти ещё в годы войны ослабить атеистический пресс. Православные и мусульманские общины начали признаваться официально. Верующим были возвращены некоторые здания храмов и мечетей, а в отдельных случаях новые такие здания - взамен уничтоженных - даже строились за счет государства.
В 1944 году Православная Церковь привела к покаянию главаря туркменистанских обновленцев, лжемитрополита Анатолия Синицына, после чего в Туркменистане начали воссоздаваться православные приходы. Однако уцелевшие здания старинных храмов их "новые владельцы" крайне неохотно и далеко не всегда возвращали Церкви. По большей части верующие получали какой-нибудь домишко "под храм", а потом уже на свои небогатые средства должны были обустраивать и благоукрашать дом Божий.
Многие величественные храмы Туркменистана вообще были взорваны или снесены богоборческим режимом. Потому неудивительно, что один из скромнейших храмов старинного Ашхабада - Свято-Никольский кладбищенский, например, - стал громко именоваться "собором".
Создававшиеся в конце 1940-х - начале 1950-х годов храмы часто напоминали "времянки" периода основания епархии. Но в них во множестве молился, наслаждался Богослужениями и Таинствами православный народ.
Большевистскими репрессиями было уничтожено большинство духовенства: при восстановлении церковной жизни епархии России страдали от острейшей нужды в пастырях. Однако в Средней Азии положение оказалось иным: этот край был местом ссылки духовенства. Восстановитель Среднеазиатской епархии, епископ Гурий (Егоров), впоследствии - митрополит Ленинградский, имел возможность строжайшего отбора: абсолютное большинство (37 из 42) включенных им в клир священников являлось исповедниками Христовыми, как и сам архипастырь, претерпевшими за веру, познавшими заключение в лагерях. Лишь в редчайших случаях к служению допускались покаявшиеся обновленцы. Несомненно искренним было покаяние одного из них, протоиерея Алексия Микулина. Его стремление искупить тягчайший грех отпадения от Православия в ересь засвидетельствовано не только ревностным трудом на благо возрождающейся православной епархии, но и редким мужеством, проявленным во время страшного Ашхабадского землетрясения 1948 года. Стихийным бедствием были до основания разрушены Свято-Никольский собор и домики священников: настоятель храма о. Алексий Микулин едва успел выбраться из разрушенного здания. По описанию очевидцев: "Железная крыша собора лежала на груде кирпичей. Протоиерей Микулин проявил мужество, бодрый дух, терпение и самопожертвование. Несмотря на болезненность и пожилой возраст (70 лет), он, не щадя себя, с первого часа отдал все свои силы и время
Во времена "хрущевщины" на Православие и Ислам вновь были обрушены ожесточенные нападки: однако на массовые репрессии власти уже не решались, ограничиваясь атеистической пропагандой и притеснениями. Глава Среднеазиатской епархии конца 50-х - начала 60-х годов архиепископ Ермоген (Голубев) мужественно противостоял атеистическому напору, сумел сохранить все православные приходы епархии, - и за это был "в административном порядке" выслан из Средней Азии.
После отставки Н. С. Хрущева советское правительство уже не столь яростно нападало на религию, проводя политику "медленного её удушения", не допуская к духовным источникам молодежь в прежнем ошибочном расчете, что "вера сама угаснет вместе со старшим поколением верующих". Однако, по Промыслу Божию, и эти лукавые планы потерпели крах.
Тем не менее необходимо сказать, что иго безбожной власти принесло Православной Церкви колоссальные разрушения. Поскольку большинство православного духовенства в период тотальных репрессий было уничтожено физически, славянские народы остались без духовных наставников, оказались в положении "овец без пастырей". Значительная часть славян утратила навык молитвы, поста, посещения храма и приобщения Таинств; многие были просто обезбожены атеистической пропагандой. Сейчас при возрождении Православия в народе остро стоят задачи не только восстановления храмов - но и возвращения значительной части славян к родной вере.
Мусульманство во времена атеистических гонений понесло значительно меньшие утраты. Стойкость Ислама обусловлена особенностями его внутреннего устроения. В мусульманстве любой сведущий в вероучении человек может возглавить религиозную общину: нет Таинства посвящений духовенства, нет иерархических степеней, без которых не может существовать Православная Церковь, нет и иных христианских Таинств, для совершения которых необходимы священник и храм. От атеистических гонений Ислам укрылся в потаенных общинах, скрылся в семьях, где роль вероучителей выполняло старшее поколение. В Туркменистане "воинствующие безбожники" оказались не в силах прекратить народное паломничество к гробницам почитаемых шейхов. На атеизм в мусульманских регионах смотрели, как на навязанную извне официальную идеологию, проводили показные "атеистические мероприятия", - но даже секретари ЦК среднеазиатских компартий и местные министры в быту выполняли требования Ислама, оставались мусульманами. Поэтому после обретения свободы совести не было необходимости "возрождать Ислам", он просто вышел на поверхность: так, в независимом Туркменистане стремительно, за 2-3 года, повсюду были восстановлены мечети - благодаря единодушному национальному порыву и при действенной государственной поддержке.
Большевизм был режимом преступным. Однако рисовать весь советский период только черными красками - значило бы отступить от истины.
Когда провалился безумный план Л. Троцкого "сделать Россию растопкой для мировой революции", - большевики были вынуждены заняться государственным строительством, восстанавливать и развивать экономику. Скованный духовно, творческий потенциал народов устремился в "идеологически нейтральные сферы" - в область естественных наук, техники, промышленности. Достижения СССР в этих направлениях - неоспоримы. В Туркменистане в течение советского периода были созданы собственные естественнонаучная и высшая техническая школы, воспитавшие плеяду крупных ученых и специалистов, созданы предпосылки для разработки и освоения новейших технологий, обещающих в будущем процветание экономики.