Борьба без проигравших
Шрифт:
— Но… но ты же специалист по взрывам.
Он пожал плечами:
— Это разные вещи.
Почему-то его готовность признаться в своем страхе показалась ей мужественным поступком.
— Ну, в фобии нет ничего постыдного.
Его колючий взгляд ясно сказал, чтобы она прекратила говорить банальности.
Что он хотел доказать себе, стоя вот так перед этим огромным окном и пересиливая свой страх? Конечно, это было лучше, чем забиться в какой-нибудь темный угол.
У Калеба на груди под сложенными руками блеснуло серебро.
Крошечная подвеска пряталась среди густых черных волосков на груди. Элизабет взглянула Калебу в лицо и увидела, что он смотрит на нее. Сейчас его глаза были скорее цвета олова, чем серебра. Они были того же цвета, что и небо, на котором начал проступать рассвет.
Едва коснувшись кончиками пальцев курчавых волос на его груди, Элизабет выловила подвеску, испытывая при этом удивительное чувство близости к Калебу. В руках у нее оказался маленький серебряный крестик, очевидно, ручной работы и чрезвычайно простой.
Калеб тихо сказал:
— Это крестик моей матери.
Элизабет кивнула. Ее пальцы сжимали крестик, согретый его теплом. Грудь Калеба поднималась и опускалась под ее рукой. Она разжала пальцы, прижала свою ладонь поверх креста к его груди и почувствовала мощное, ровное биение его сердца. Почти против воли она снова подняла глаза и встретилась с взглядом его светлых глаз, который словно пронизывал ее насквозь.
Послышался новый удар грома. Калеб на мгновение замер, и сердце его забилось сильнее. Он разжал руки и положил ладони ей на локти, раздался еще один удар грома, и его пальцы с силой сжали и тут же отпустили руки Элизабет.
Не отводя взгляда от ее лица, он пробормотал:
— Теперь ты знаешь мою тайну. А какие тайны у тебя? Чего ты боишься?
Он помолчал несколько секунд, потом коснулся рукой ее щеки. Его лицо было нежным и печальным. Прочел ли он ее мысли?
— Лиззи, ты должна знать: я никогда не причиню тебе зла.
Неожиданно небо разорвали вспышки молний и раздались сильные раскаты грома. Калеб вздрогнул, притянул Элизабет к себе и прижался губами к ее виску, щекоча своим дыханием. Она едва дышала. Нервы ее были напряжены до предела. Даже легкое прикосновение его носа и колючего, небритого подбородка вызывало у нее беспомощную дрожь. Уже знакомый ей запах его тела действовал на нее как наркотик, лишал ее разума.
Растревоженная, Элизабет попыталась отодвинуться от Калеба, но он крепко держал ее. Запустив свои длинные сильные пальцы в ее волосы, он запрокинул ей голову. Перед тем как он захватил своими губами ее губы, она успела посмотреть ему в глаза… и почувствовала, что ее сердце замирает. Никогда она не видела такого страстного взгляда!
Его горячие губы с грубой настойчивостью разжимали ее губы. Так как она упрямо отказывалась послушаться, он раздвинул их своим грубым пальцем, и его сильный, гибкий язык ворвался в ее рот.
Элизабет пронзала дрожь,
— Калеб! — выдохнула Элизабет, отнимая свои вспухшие губы от его губ.
Он нетерпеливо дернул завязки халата и распахнул его, явив свету ее белую шелковую ночную рубашку. Он окинул тело Элизабет жадным взглядом, от груди до темного треугольника, который, как она знала, просвечивал сквозь тонкий белый шелк.
Калеб коснулся пальцами ее груди, и Элизабет застонала. Тогда он взял ее грудь в ладонь и стал ласкать с неожиданной нежностью. Кончиками большого и указательного пальцев он сжал тугой сосок, который, казалось, невидимой нитью был связан с ее нутром. Элизабет внезапно вскрикнула и схватила его за запястье, испугавшись тех чувств, что овладели ею.
Калеб притянул ее к себе за талию и прошептал:
— Лиззи, люби меня… Пустишь меня к себе?
— Да…
Никогда она не чувствовала себя такой неопытной, такой беззащитной, такой уязвимой, как в этот момент, когда она перестала сопротивляться и уступила своим желаниям.
Калеб повернул голову и взглянул на кровать, скрытую предрассветным сумраком. Он, стянув нее халат, подвел к кровати, и они оба уселись на нее. Он нежно и ласково поцеловал Элизабет в губы, а потом осыпал быстрыми поцелуями ее лицо и шею. Затем повернул ее спиной к себе, и она почувствовала, как он приподнимает ей волосы и целует плечи, затылок и шею сзади. Его пальцы коснулись ряда крошечных, покрытых шелком пуговиц на ее ночной рубашке. Он начал расстегивать их — одну вторую, третью… Элизабет закрыла глаза.
Ее сердце бешено колотилось, она ждала, что будет дальше. Он медленно спустил рубашку с ее плеч и неожиданно замер.
В смятении она взглянула на него через плечо и похолодела. Калеб смотрел на маленькое солнце, вытатуированное у нее на плече. Когда Калеб поднял глаза, взгляд его был испытующим и жестким.
— Знаешь, ты была очень убедительна, — произнес он ровным голосом, и Элизабет ощутила, как холод растекается по всему телу. Калеб дотронулся до татуировки, затем быстро отдернул руку, словно испачкался. — А с Дэвидом у тебя начиналось так же? Ты так же сыграла на его слабости, на его неуверенности в себе? Вот так ты и подобралась к нему?
Его слова пронзили ей сердце.
— Калеб, перестань!
— Только с ним тебе не надо было ждать грозы, не так ли?
Он вздрогнул, когда раздался удар грома, как бы подтверждавший его слова.
— Наверное, Дэвидом нетрудно было управлять?
Элизабет попыталась встать, но он опрокинул ее на спину, схватив обе ее руки одной своей, и прижал к кровати.
Он навис над ней, и лицо его приняло хищное выражение. Маленький серебряный крестик поблескивал в смутном свете нарождающегося утра.