Борька, я и невидимка
Шрифт:
– Входите, не боитесь, – сказал директор.
Я открыл глаза и увидел директора. Он был не толстый. Это был совсем другой человек. И шея у него не толстая.
– Ну, входите, что ж вы у двери топчетесь? Кто из вас Данилова?
– Я.
– Это с тобой я по телефону говорил?
– Со мной.
– Чего же вы от меня хотите?
Ребята молчали. И я молчал. Не знаю почему. Комната была очень большая. И ковер на полу большой. И вообще громко говорить было страшно.
– Вот чудаки, – сказал директор. – Пришли и молчат. Вы садитесь.
Перед
– Так в чем же дело?
А мы молчим.
– Ну молчите, – сказал директор. – Я работать буду. А вы вспоминайте, зачем пришли.
Директор придвинул к себе бумаги и начал их черкать карандашом. Но я заметил, что он все время на меня поглядывает. Я сидел ближе всех, потому что первый вошел. Мне было видно, что он не пишет, а рисует. Он меня рисовал. Я сразу узнал, потому что он веснушки нарисовал на лбу и на носу. Только очень много – все лицо как рябое. Я вытянул шею, чтобы рассмотреть получше, а он спрашивает:
– Похоже?
На самом деле было не очень похоже, но я боялся, что он рассердится, и говорю:
– Очень похоже. Только веснушек много. У меня столько нет.
– А я еще и те, что на затылке, поместил.
Ребята тихонько засмеялись. Они очень вежливо смеялись, просто шепотом. Я говорю:
– На затылке не бывает.
– Бывает, – сказал директор. – Вот будешь лысым, тогда увидишь.
Ребята засмеялись уже громко. У меня тоже немножко страх прошел. Я говорю:
– А раньше у вас тут другой директор был?
– Когда раньше?
– Во вторник.
Он посмотрел на меня, сморщился и вдруг как захохочет. И ребята захохотали. А чего смеются, сами не знают. Наверно, для директора смеялись. Если бы он заплакал, они бы тоже плакать стали.
– Кого же ты во вторник видел? – спрашивает директор. А ребята хохочут как сумасшедшие.
Я говорю:
– К нам в школу один приезжал. Он станки привез. Я думал, директор.
А ребята еще сильнее хохочут. Ну сейчас-то чего смешного? Я же про станки говорю. Я повернулся к ребятам и сказал:
– Чего вам смешно-то? Сами же думали, что он директор.
А они все хохочут, как заведенные. Я думаю: «Ну и смейтесь, а я смеяться не буду». Только я так подумал, у меня щека задергалась. Я ее прижал рукой, а она еще сильнее дергается. Я изо всех сил стараюсь, чтобы не смеяться, но от этого мне еще сильнее хочется. И я не удержался. Тоже начал смеяться. Сам злюсь, а смеюсь. Ребята понемножку перестали, а я все смеюсь. Я, чтобы на ребят не смотреть, смотрел на стенку. Там часы висели с секундной стрелкой. Эта стрелка прыгала, а мне почему-то смешно было, что она прыгает. Я нарочно отвернулся от часов и посмотрел на другую стенку. Там висел барометр. У него стрелки не прыгают. Но от этого мне еще смешнее стало. Никак остановиться не могу. Ребята видят, что я смеюсь, и опять начали хохотать. Может быть, мы бы до вечера смеялись. Но тут на столе у директора загудело что-то. Все сразу притихли. Директор
– Так чем же я могу вам помочь?
Вика говорит:
– Товарищ директор, станки совсем неисправные. На них работать нельзя.
– А я тут при чем?
– Вы нам обещали… – сказала Вика.
– Наконец-то понял, – вздохнул директор. – Вы, значит, наши подшефные, и вам привезли неисправные станки. А вы хотите, чтоб вам дали исправные?
– Если можно… если вы… – сказала Вика и замолчала. Директор протянул руку к ящичку на столе и щелкнул рычажком. Там что-то вякнуло, а директор сказал:
– Снабжение? Товарищ Петляев, зайдите.
Через минуту в дверь постучались.
– Да? – сказал директор.
И вошел этот толстый, который к нам приезжал в школу. Я думал, он сейчас заорет: «Здорово, директор! Здорово, орлы! Где равнение? Барабан где?» – и потом нас выгонит.
А он сказал очень тихо:
– Здравствуйте, Сергей Васильевич.
– Здравствуйте, товарищ Петляев. Присаживайтесь. У меня к вам вопрос: вы станки в школу возили?
– А как же, Сергей Васильевич! Сам лично. Молодежь… Так сказать, смена.
– Станки в рабочем состоянии?
– Да как сказать, Сергей Васильевич…
– Где брали?
– Те, Сергей Васильевич, что во втором цеху, в кладовушке.
– Рагозинские?
– Точно так, Сергей Васильевич.
– Так это же лом!
– Как сказать, Сергей Васильевич… Ребятишкам, им что? Покрутить… повертеть… принюхаться, так сказать.
– Эти ребятишки через два года к нам придут, – сказал директор.
– Это точно, Сергей Васильевич.
– Что точно?! Что точно, товарищ Петляев? – Директор приподнялся со стула. Этот толстый даже попятился. Но тут директор посмотрел на нас и снова сел. – Обождите в приемной, товарищ Петляев, – сказал он совсем спокойно.
И толстый вышел из комнаты. Шел он как-то боком, даже на ковер не наступал.
– Ну ладно, – сказал директор. – А зачем вам станки?
Ребята переглянулись. Что, ему непонятно? Милка подняла руку, как на уроке.
– Мы хотим быть токарями. Вот. Чтоб помогать старшим.
– Все хотите?
– Все.
– И ты хочешь быть токарем?
– Я? Я… не знаю.
– А ты? – спросил меня директор.
– Я про то еще не думал, – сказал я. – Просто мне интересно на станке работать. Особенно если дырки…
И я рассказал директору, как мы сверлили дырки. А потом Вика рассказала про Алексея Ивановича, какой он хороший мастер. И другие ребята говорили. Но больше всего рассказывали про дырки. Борька даже нарисовал чертеж угольника.
– Ну, а со станками вы все-таки что будете делать?
– Ну, чего-нибудь обтачивать, – сказал я.
– Чего-нибудь – неинтересно, – улыбнулся директор. – Хотите, я вам задание дам?
– Какое задание?
Директор подошел к шкафчику и вынул оттуда железную коробку. Она была вся в дырках. Дырки были не только круглые, но и продолговатые.