Брак на пари
Шрифт:
— Какой приятный сюрприз, — сказал ее отец, опускаясь обратно в кресло. — Садись, пожалуйста.
Ты прекрасно выглядишь.
Эмма села в кресло с другой стороны камина.
— Надеюсь, ничего не случилось? — резко спросил Беллингем. — С Сент-Моуром не поссорилась?
— Нет.
— Ну и прекрасно. Я просто подумал, чего это ты вдруг ко мне пришла. Ты здесь не была с… — Он не докончил фразы, повернулся и дернул за шнур колокольчика. — Хочешь кофе? Или чаю?
— Не знаю. Чаю, может быть.
Дверь отворилась.
— Бесс, —
— Сейчас, сэр, — сказала горничная и присела. — Мы рады вас видеть, мисс Эмма.
— Спасибо, Бесс.
В ожидании чая Эмма говорила о разных пустяках, но когда горничная принесла чай, разлила его по чашкам и удалилась, Эмма сказала:
— Вообще-то я пришла к тебе поговорить о Робине.
Улыбка исчезла с лица Беллингема.
— Что еще он натворил?
— Он ничего не натворил. То есть… — Эмма набралась духу и выпалила: — Меня беспокоит его увлечение карточной игрой.
— А черт! — взорвался Беллингем. Он по-прежнему играет? Сколько раз я ему выговаривал! Угрожал лишить его содержания. Но он и слушать не хочет. — Старик стукнул кулаком по ручке кресла. — Я с него шкуру спущу.
Эмма вздрогнула. Как часто он вот так же кричал на нее.
— Пожалуйста, папа, — сказала она.
— Что пожалуйста?
— Это не поможет.
Джордж Беллингем вперил в нее гневный взгляд.
— У тебя, наверное, есть какое-то предложение. Иначе бы ты не пришла.
— Не знаю, — ответила Эмма. — Мне хотелось с тобой посоветоваться. Я так хорошо знаю, что может случиться с человеком, который пристрастился к карточной игре.
Беллингем фыркнул.
— Мне невыносимо думать, что Робин может, погибнуть, как…
— …как этот прохвост Эдвард Таррант, — закончил он.
Эмма кивнула.
— Я с самого начала предупреждал тебя, что ему нужны только твои деньги.
— Да. Предупреждал.
— А ты прислушалась к моим словам? Теперь ты поняла, что я был прав?
— Да, папа, — безжизненным голосом ответила Эмма.
— А теперь ты пришла давать мне советы, как воспитывать сына?
— Нет, я только хочу…
— Вы только ее послушайте! Да знаешь ли ты, что если я с мальчишкой чересчур суров, то в этом виновата ты.
— Я?!
— Я просто не хотел, чтобы он погубил свою жизнь так же, как ты погубила свою. Вот и держу его в узде. И что в этом плохого? — Он враждебно смотрел на Эмму.
— Я понимаю, что причинила тебе много неприятностей, — начала Эмма.
— Неприятностей! Да ты просто не представляешь себе, что мне пришлось вытерпеть.
— Наверное, не представляю, — признала Эмма.
— Когда ты сбежала, я был вне себя. После смерти матери я старался быть тебе хорошим отцом. Ты не можешь этого отрицать. Я старался делать для тебя все, что мог, хотя, может быть, мог я не так уж много. А ты отказалась от надежды на удачный брак и удрала с этим…
Впервые Эмма почувствовала раскаяние за то, как она поступила с отцом. Когда ей было семнадцать лет, она думала только о себе.
— Прости, папа, — сказала она.
Он вытаращил на нее глаза и зажевал ртом, точно ему попался жесткий кусок мяса.
— Раньше ты этого никогда не говорила.
— Да.
Джордж Беллингем откашлялся.
— Тебе не кажется, что Робин восстает против твоей узды? — осмелилась спросить Эмма. Беллингем нахмурился.
— Играет в карты именно потому, что я это запретил? — Он покачал головой. — Не может этого быть. Робин — неглупый мальчик.
— Конечно, — согласилась Эмма, — но, как всем молодым людям, ему иногда хочется взбрыкнуть.
— И он не жеманный денди, хоть и одевается по-дурацки, — прорычал Беллингем.
— Нет, он не денди. Но, наверное, ему иногда хочется восстать против запретов. Вроде как сесть на лошадь, которую никто не сумел объездить.
Беллингем внимательно смотрел на нее из-под кустистых бровей.
— Или устроить гонки на самой людной улице Бата?
Эмма заставила себя бесстрашно посмотреть отцу в глаза.
И тут Беллингем усмехнулся:
— Видно, я когда-то тебе рассказывал слишком много историй про себя.
— И я помню их все до единой. — Эмма посмела улыбнуться.
— За эту гонку отец дал мне знатную выволочку, — сказал Беллингем. — Кричал, что такого олуха свет не видывал, и грозил держать взаперти в поместье, пока мне не исполнится тридцать лет.
Эмма благоразумно помалкивала. Джордж Беллингем опять вздохнул:
— Когда Робин окончил школу, я запретил ему играть в любые карточные игры, даже в мушку. Может, я и в самом деле слишком сильно на него давил.
Эмма молча слушала.
— Меня и самого не так-то легко было обуздать.
Эмма кивнула.
— Но игроков у нас в роду не было, — заявил ее отец.
— Я ненавижу азартные игры, — сказала Эмма.
Беллингем задумался.
— У тебя вроде было какое-то предложение? — спросил он и с надеждой, и с некоторой досадой.
— Я подумала… что, если бы ты вообще перестал с ним говорить о карточной игре, ему некому было бы идти наперекор.
— А как быть, когда он является ко мне со своими долгами?
Но Эмма не успела ответить. Нахмурившись, ее отец продолжал:
— Впрочем, он давно этого не делал. Не знаю, как он выкручивается, он всегда проигрывает больше, чем выигрывает. Игрок он никудышный.
— Скажи ему, что это тебя не касается. Он взрослый человек и должен жить на свои деньги.
— Но он не может!
— Ну и пусть. Может быть, тебе придется выручить его еще раз или два. Но если он не будет слышать постоянных упреков, кто знает, возможно, он научится думать сам за себя.