Братья

Ялкут Селим Исаакович

Время было подходящее. Свет мешался с тьмой, делая удобным наблюдение. Множество людей были беспечны и заняты праздником. Ударил колокол. Прошли монахи, сохраняя в ладонях пламя свечей, молиться об облегчении пути. В домах вокруг площади разгорались огоньки.

В зал ратуши стекались горожане и паломники. Герцогиня восседала на возвышении. Городской голова уступил ей свое место, а сам стоял за креслом и представлял именитых горожан. Приятели присоединились к длинной череде желающих выразить почтение блистательной Миллисенте. Она встретила появление Михаила прохладным взглядом, кивком отметила

его пожелание присоединиться к походу и отвернулась.

Альберт был огорчен приемом. Он относился к породе юнцов, болезненно переживающих собственную молодость. Такие только и мечтают, как совершить подвиг, чтобы утвердиться во мнении старших. Голова Михаила была занята другим.

Заиграла музыка, в зал понесли вино. Веселье, впрочем, было чинным. Герцогиня не любила пьяных. Михаил поспешно решал, как отвязаться от Альберта. — Сейчас она сядет играть в шахматы. — Предсказал тот. И, действительно, герцогиня выбрала для себя партнера, а возле фрейлин замелькали кавалеры, готовые занять их своим обществом, пока Миллисента станет передвигать фигуры. Мати пользовалась вниманием, Альберт должен был постоянно находиться рядом.

Все решилось, как можно лучше. Михаил выскользнул на площадь. Здесь находилось немало народа, желающего издали поглазеть на праздник. Михаил нырнул в густую темень, отыскал нужный дом. Ворота в нижнем этаже были открыты. За ними был склад или мастерские, там шла работа. Верзила Жак старался успеть сразу во многих местах. Оглядевшись, Михаил проник внутрь и затаился за горой плотно набитых мешков. Жак стоял возле стола на расстоянии вытянутой руки, спиной к нему и был занят. Михаил расстегнул рубаху, вытащил волчью маску, надел. Теплый запах кожи вернул ему спокойствие. Глаза его нашли короткую дубинку, которой мешают варево в котле. Неслышный, он подкрался к могильщику, примерился, ударил коротко и сильно. Голова глухо стукнулась о стол. Найденной веревкой Михаил туго связал руки и ноги, плотно заткнул тряпкой рот. Все это он делал быстро, перебежал к двери, убедился, что остался незамеченным, закрыл ворота и запер их изнутри на засов. Жак лежал, похожий на большую спеленутую куклу. Михаил плеснул водой в лицо. Могильщик замычал, открыл глаза и уткнулся в склонившуюся над ним волчью маску. Он задергался с такой силой, что, казалось, готов был обрушить склад. Михаил взялся было за дубинку, но увидел заготовленный загодя факел. Михаил разжег его и поднес к лицу могильщика.

— Говори, — приказал он, — что ты сделал с мужчиной и женщиной в лесу. — Михаил старался говорить глухо, и сама маска изменяла голос.

Жак попытался уйти от близкого огня, Михаил поднес факел вплотную. — Если закричишь, я сожгу тебе глаза и лицо. — Михаил вытащил тряпку изо рта.

— Я не убивал их.

— Где они?

— В общей могиле. Я хоронил, но не убивал.

Михаилу стало трудно дышать. До сих пор он надеялся найти друзей живыми. — Кто убил их? Кто? — Жак извивался по полу, Михаил прижал тело ногой и поднес огонь. — Кто? Говори.

— Мне дал господин Сабана.

— Что дал?

— Сумку. Немного денег. Еще. Сказал, чтобы я подобрал тела и похоронил. Там, где не будут искать.

— Что он еще говорил? Что? Кто был с ним?

— Не знаю. Он зашел сюда.

— Почему?

За что он убил их.

— Я не знаю, кто убил. Я не видел.

— Врешь. Ты не раз убивал вместе с ним.

— Нет. Клянусь. Я работаю на него всего два года. Женщина…

— Что женщина? Ну?

— Я знаю, он становится жесток, когда ему перечат. Он теряет голову от ярости. Я слышал рассказы на этот счет.

— Что слышал?

— То, что говорю тебе. Но он осторожен. Наверно, потому он велел спрятать тела. Я невиновен.

— Ты? Который пользуется награбленным. Говори, как найти твоего хозяина.

— По той лестнице. — Могильщик кивком головы пытался показать дорогу. — Дальше. На третий этаж. Там его комнаты. Но сейчас его нет. Он в ратуше вместе со всеми.

— Дверь к нему открыта?

— Да, да. Слуги поднимаются. Это черный ход. А он заходит с улицы.

— Ты запираешь эту дверь изнутри?

— Да. Иногда я сплю здесь.

— Сегодня останешься со мной. Будешь лежать тихо или я суну тебя лицом в крысиную нору. — Михаил вновь заткнул могильщику рот, для надежности примотал кляп к голове, натянул поверх мешок, проверил крепость веревок, оттащил тело в угол и завалил мешками. Потом обследовал помещение, и нашел, что искал. В глубине склада обнаружилось окошко, забранное железной решеткой. Он открыл его изнутри, выбрался наружу и плотно прикрыл за собой. Окно выходило в тупик. Отсюда можно было проникнуть в дом, не привлекая внимания. Маску он снял еще раньше, тщательно отряхнул одежду, еще раз прошел мимо запертых ворот. И вернулся на площадь.

Людей там и в самой ратуше поубавилось, но прием еще продолжался. Герцогиня была занята шахматами. Михаил устроился в дальнем углу и окликнул Альберта. Тот обрадовался.

— Я все время здесь. Но, пожалуй, собираюсь идти спать. — Михаил зевнул.

— Что ты. Здесь весело.

— А где хозяева? Счастливцы, которые уцелели от болезни.

— Вон тот — городской голова.

— А тот в зеленом?

— Того не знаю. А этот с черными усиками — господин Сабана. Живет через дом от нашего.

— А рядом с ним?

— Откуда я знаю? Они вернулись в город вслед за нами. Прятались по деревням. А с этим Сабана мы пили вчера вечером. За любовь. Какая-то красотка расцарапала ему лицо.

— Ты, видно, был рад выслушать его рассказ. — Михаила захлестнула злоба.

— Нет. — Просто сказал Альберт. — Было скучно. Мати была занята у герцогини. Я случайно попал в их компанию.

— Я слышал, кое-кто из здешних собирается идти с нами. И этот Сабана?

— Нет. Он станет замаливать старые грехи, когда не сможет делать новых. Так он сказал. Зачем он тебе?

— Мне? Это ты начал разговор. Какое мне дело до него?

Между тем, герцогиня встала. Музыка смолкла. Миллисента кивнула всем сразу и двинулась к выходу. Гости потянулись следом. С площади стали расходиться. Часть паломников остановилась в гостинице, заполненной теперь до отказа. Людей помоложе и попроще разобрали зажиточные граждане, бедняки заполнили постоялые дворы. Денег с пилигримов почти не брали, церковь запретила наживаться за их счет. Все делали Божье дело. Опустевшие после мора дома не занимали. Герцогиня отдала на этот счет строгое распоряжение.