Брисингр
Шрифт:
— Ну что ж, наверно, так оно и лучше. Готов? Раз, два, три…
Вместе они вытащили тяжеленную дверь из рамы и бросили на пол в коридоре. Гулкое многократное эхо прокатилось по подземным переходам. Не медля ни секунды, Роран бросился в темницу, освещенную одной-единственной тонкой свечой. Эрагон последовал за ним.
Катрина, сжавшись в комок, сидела в дальнем углу железной лежанки.
— Оставьте меня в покое, беззубые ублюдки! Я… — Она вдруг умолкла, увидев Рорана, который шагнул к ней. Лицо ее было совершенно бледным от отсутствия солнечного света и свежего воздуха; на нем
Не сводя с Рорана глаз, Катрина встала и дрожащей рукой коснулась его щеки.
— Ты пришел.
— Я пришел.
Смех, смешанный с рыданиями, вырвался у Рорана из груди, и он заключил ее в свои объятия. Они довольно долго стояли так, крепко прижавшись друг к другу.
Затем, чуть отстранившись, Роран трижды поцеловал ее в губы. Катрина наморщила носик и воскликнула:
— Ну и бородища у тебя! — Изо всех слов, которые она могла сейчас произнести, эти были самыми неожиданными, да и голос Катрины звучал настолько потрясенно и с таким удивлением, что Эрагон не выдержал и засмеялся.
Катрина, похоже, впервые заметила его присутствие. Она осмотрела его с ног до головы, остановила взгляд на его лице, которое изучала долго и с явным замешательством, потом спросила:
— Эрагон, это ты? — Я, я.
— Он теперь у нас Всадник, — сказал Роран.
— Всадник? Ты хочешь сказать… — Она запнулась; ее, похоже, ошеломило подобное откровение. Поглядывая на Рорана и словно ища в нем защиты, она подтянула его ближе к себе и спряталась ему за спину, подальше от Эрагона, и спросила у Рорана: — Но как же… как ты нашел нас? Кто с вами еще пришел сюда?
— Все это потом. Нам надо убираться из Хелгринда, пока вся Империя не кинулась за нами в погоню.
— Погоди! А что с моим отцом? Вы его нашли?
Роран посмотрел на Эрагона, затем снова на Катрину и мягко сказал:
— Мы пришли слишком поздно.
Катрина вздрогнула, зажмурилась, и одинокая слезинка скатилась по ее щеке.
— Да будет так.
Пока они разговаривали, Эрагон лихорадочно пытался сообразить, как ему избавиться от Слоана. От Сапфиры он свои сомнения старательно скрывал, понимая, что она не одобрит подобных настроений. В голове у него начал зарождаться план. Идея была, конечно, несколько необычная, связанная с определенными опасностями и некоторой неуверенностью, но в данных обстоятельствах лишь такой путь представлялся Эрагону возможным.
Прекратив размышления, Эрагон перешел к действиям. Времени у него было мало, а сделать нужно было очень много.
«Джиерда!» — крикнул он, простирая руку, и металлические кандалы на запястьях и щиколотках Катрины, вспыхнув голубым огнем, распались на части. Катрина даже подпрыгнула от изумления.
— Магия… — прошептала она.
— Совсем простенькое заклинание, — заверил ее Эрагон. однако она так и шарахнулась, когда он протянул к ней руку. — Катрина, мне нужно убедиться, что Гальбаторикс или его подручные не наложили на тебя какие-нибудь коварные чары, не заставили тебя поклясться в чем-либо на древнем языке.
—
Роран не дал ей договорить:
— Эрагон! Сделай это потом, когда мы разобьем лагерь. Мы не можем здесь оставаться.
— Нет. — Эрагон рубанул рукой по воздуху. — Мы сделаем это сейчас. — Нахмурившись, Роран отошел в сторону и позволил Эрагону положить руки на плечи Катрине. — Ты просто смотри мне в глаза, — сказал он ей. Она кивнула и подчинилась.
Впервые у Эрагона возникла причина применить те заветные заклинания, которым обучил его Оромис. С их помощью можно было отыскать следы деятельности других магов. Эрагон хорошо помнил, какие трудности были у него в Эллесмере с запоминанием магических слов из секретных эльфийских свитков. Да и сейчас он чувствовал, что провалы у него в памяти весьма значительны; в трех случаях ему даже пришлось заменить одно слово другими, синонимичными, дабы иметь возможность завершить заклинание.
Эрагон довольно долго смотрел в блестящие, влажные от слез глаза Катрины, одними губами произнося слова древнего языка и время от времени — с ее разрешения — более тщательно изучая то или иное ее воспоминание, ища улики или следы, оставленные кем-то в ее душе. Он старался быть как можно более нежным с нею, в отличие от Двойников, которые тогда так варварски бесцеремонно вторглись в его память во время примерно такой же процедуры в самый первый день после их с Сапфирой прибытия в Фартхен Дур.
Роран стоял на страже, меряя шагами коридор перед распахнутой дверью. С каждой секундой возбуждение его все нарастало; он крутил в руках свой молот и даже постукивал им себе по ляжке словно отбивая некий музыкальный ритм.
Наконец Эрагон отпустил Катрину.
— Я закончил, — сообщил он.
— И что ты обнаружил? — шепетом спросила она, обхватив себя за плечи, точно ей холодно, и в тревоге морща лоб. Казалось, она ожидает страшного для себя приговора.
В камере вдруг стало очень тихо. Роран перестал шагать и застыл на пороге.
— Ничего, кроме твоих собственных мыслей. На тебе нет никаких чар, ты чиста.
— Ну конечно, она чиста! — прорычал Роран и снова заключил Катрину в объятия.
Втроем они вышли из темницы.
«Брисингр, йет таутхр», — сказал Эрагон, жестом призывая к себе волшебный огонек, который по-прежнему висел под потолком коридора. Повинуясь его команде, светящийся шарик ринулся к нему и занял место точно у него над головой; там он и оставался все это время, слегка подскакивая и покачиваясь, точно кусок плавника на волнах прибоя.
Эрагон шел впереди, уверенно ведя остальных за собой по путанице туннелей и переходов к той пещере, куда принесла их Сапфира. Проходя мимо покрытой слизью стены, он очень внимательно смотрел по сторонам, ожидая нападения оставшихся в живых раззаков и проверяя крепость охранных чар, которыми воспользовался ради безопасности Катрины. Он слышал, как у него на спиной Катрина и Роран обмениваются короткими репликами: «Я тебя люблю… Хорст и все остальные в безопасности… Всегда… Ради тебя… Да… Да… Да… Да…» Доверие и любовь, которые они испытывали друг к другу, были столь очевидны, что Эрагон почувствовал даже некую глухую тоску.