Будь моим этой ночью
Шрифт:
Словно в ответ на его слова дверь распахнулась, пропуская нескольких одетых в черное мужчин. Они втолкнули в комнату Маркуса и отца Молино, а затем ввели еще одного человека, в наручниках. Даже не видя его лица, Прю догадалась, кто это — по золотистому шелку волос и гордой осанке. Молино и Маркус, как и ее зятья, носили халаты, однако на Шапеле не было ничего, кроме черных брюк. На его правом плече со стороны спины виднелся шрам в форме креста.
Даже невзирая на грозившую им всем смертельную опасность, Прю не могла удержаться, чтобы не уставиться на великолепный торс
О Господи! Неужели они убьют и его — прямо у нее на глазах? Неужели им суждено предстать перед Создателем вместе?
— Зачем вы это делаете? — Звук собственного голоса поразил Прю.
Во взгляде неизвестного мужчины, обращенного на нее, не было ничего, кроме леденящего холода. Он подтолкнул к ней Маркуса.
— Спросите у него.
Выражение лица Маркуса было таким, какого она никогда прежде за ним не замечала. Куда только делся мягкосердечный юноша, бывший ее другом? На его месте стоял мужчина, готовый, если понадобится, пролить кровь. И откуда взялись багровые пятна на рукаве его халата? Неужели один из нападавших его ранил?
— Маркус?
Он встретился с ней взглядом:
— Простите меня, Прю. Это все моя вина.
— Что?
Прежде чем Маркус успел ответить, человек, удерживавший его, выступил вперед.
— Довольно разговоров. Откройте драпировки. Скоро рассвет, и мне не хочется никаких неприятных сюрпризов со стороны нашего друга.
С этими словами мужчина указал на Шапеля, которого они держали в самом дальнем углу комнаты, и по всему телу Прю пробежал колючий холодок. Откуда этим людям известно о состоянии Шапеля? И, что еще важнее, каким же нужно было быть чудовищем, чтобы обречь его на мучительную смерть?
— Негодяй! — огрызнулась она.
Преступник тотчас обернулся к ней, наведя пистолет на ее грудь.
— Гмм… Поскольку вы, похоже, единственная, кто со мной не согласен, думаю, именно вам и придется раздвинуть драпировки.
— Нет!
Он взвел курок.
— Делайте, что вам говорят.
Впервые за все время с начала этого кошмара Прю ощутила нечто вроде прилива сил.
— Или что? Вы меня пристрелите? Я и так уже умираю, вы, болван. Этого ничем не исправить, так что, если хотите стрелять, стреляйте. Вы просто избавите меня от лишних мучений. Но если вам нужно, чтобы кто-то раздвинул драпировки, делайте это сами.
Взгляд Прю переметнулся на Шапеля. Неужели она действительно уловила в его глазах восхищение? Так или иначе, она ощутила внутри прилив тепла. Впервые за очень долгое время она чувствовала себя сильной и уверенной — настоящей хозяйкой своей судьбы.
Впрочем, это ощущение оказалось недолговечным, так как преступник направил дуло пистолета на Джорджиану.
— В таком случае откройте драпировки, или я пристрелю ее вместо вас.
Прю охватил приступ болезненного и тошнотворного страха, от которого ее едва не вывернуло. Вот что значила полная беспомощность перед лицом врага. Она еще раз взглянула на Шапеля. Простит ли он ее когда-нибудь за боль, причиненную ему в обмен на жизнь ее сестры?
Шапель только кивнул в ответ. Разумеется, он все понимал, но ей от этого было не легче. Прю направилась
На какое-то мгновение она изумленно уставилась в стекло. Уже должно было рассвести, однако окна были совершенно черными, словно за ними по-прежнему царила глубокая ночь.
Краска. Похоже, кто-то выкрасил окна черной краской. Неужели эти трое заранее ожидали чего-то подобного?
На сей раз, когда девушка снова перевела взгляд на Шапеля, ошибиться в выражении его лица было невозможно. На нем явно читалось удовлетворение, смешанное с жаждой крови. Это давало надежду и вызывало проблеск нескрываемой досады на физиономиях удерживавших их людей.
Все дальнейшее произошло так стремительно, что трудно было что-либо в этом разобрать. Мужчины набросились на Шапеля, выпалив в него несколько раз из пистолетов. Однако Шапель вопреки ее опасениям не рухнул на пол и даже не пошатнулся. Он словно зарядился энергией.
Маркус швырнул Прю на пол, в безопасное место за софой. Прю подползла к краю софы, ей просто необходимо было знать, что стало с Шапелем. Этого требовало ее сердце.
И это самое сердце ударилось что было силы о ребра, когда она увидела, что Шапель все еще твердо стоял на ногах. Его грудь была буквально испещрена ранами, кровь стекала тонкими струйками по загорелой коже. Однако он двигался с быстротой и грацией, производившей почти гипнотическое впечатление, и действовал с убийственной точностью, от которой захватывало дух.
Он перекинул цепь наручников через шею одного из нападавших. Одного резкого поворота руки хватило, чтобы тот упал мертвым. Не успело его тело оказаться на ковре, как Шапель набросился на его сообщника, расправившись с ним столь же ловко и проворно. Он так и мелькал перед глазами, превратившись в одно сплошное пятно.
Краешком сознания Прю понимала, что должна была прийти от увиденного в ужас, однако она не испытывала ничего подобного — напротив, от облегчения у нее кружилась голова. Боже правый, неужели ее семья спасена?
А Шапель? Что с ним? После стольких выстрелов в грудь он должен был умереть. Почему же он до сих пор жив? Когда он успел сорвать с себя наручники? Ведь еще мгновение назад цепь была целой…
Прю наблюдала, как Шапель крушил врагов одного за другим. Затем один из нападавших набросился на него с кинжалом, вонзив его ему глубоко в грудь.
Прю так и ахнула. Ну вот. Теперь он наверняка погиб. О Боже!
Однако Шапель не погиб. Он вынул кинжал из груди и небрежным жестом отбросил его в сторону, попав одному из нападавших прямо в горло. Тот, корчась, рухнул на пол.
У Прю отвисла челюсть. Маркус попытался затащить ее обратно за софу.
— Не смотрите. Вам нельзя это видеть.
Прю обернулась к нему. От изумления у нее немели конечности.
— Что происходит, Маркус?
С мрачной улыбкой Маркус одним движением плеч освободился от халата. Он был одет в брюки и рубашку, правое предплечье украшал бинт в багровых пятнах. По-видимому, халат предназначался для того, чтобы нападавшие поверили, будто их никто не ждал.
Юноша вынул из-за пояса пистолет.