Будь моим этой ночью
Шрифт:
— Шапель?
Он поцеловал ее в лоб:
— Что, моя маленькая?
Судя по голосу, его опять клонило в сон, и Прю тут же это почувствовала.
— Так, ничего. Спи спокойно.
Она не собиралась признаваться, что любит его.
По крайней мере сейчас.
— Прюденс сегодня взяла меня с собой на прогулку в автомобиле.
Шапель изумленно взглянул на Томаса Райленда:
— Вот как?
Райленд усмехнулся:
— Похоже, вас эта идея поразила не меньше, чем меня, но
Удивление уступило место понимающей улыбке:
— Я прекрасно понимаю ваши чувства.
— В самом деле? — Райленд резко обернулся, намеренно оказавшись с ним лицом к лицу.
Шапель окинул беглым взглядом комнату. Никто в салоне не обращал на них внимания. Даже Прю, обычно такая любопытная, была всецело поглощена историей, которой делился с остальными муж Кэролайн.
— Вы что-то хотите сказать, сэр?
Шапель был на много столетий старше Томаса Райленда, однако считал своим долгом выразить ему уважение как старшему.
Райленд взял его за руку:
— Мы можем поговорить откровенно, Шапель? С глазу на глаз?
— Да, конечно.
Отец Прю отпустил его руку и проводил к дверям на террасу. Снаружи царила прохладная ночь, полная манящих ароматов цветов и запаха моря, приносимого легким ветерком. Они остановились у самых дверей, преградив путь, чтобы никто не смог их потревожить. Из окон салона лился свет, позволяя Томасу Райленду заглянуть собеседнику прямо в глаза. И от этого взгляда Шапелю почему-то становилось неловко.
— Перейду прямо к делу, — начал Райленд, не сводя глаз с Шапеля. — Мне говорили, что вы можете излечить Прю от ее… недомогания.
— При всем уважении, сэр, рак нельзя назвать просто «недомоганием».
Райленд раздраженно покачал головой:
— Так вы можете ее излечить или нет?
Шапель скрестил руки на груди:
— Да, могу, но не стану.
— Почему?
— Разве не очевидно? Ведь это значит превратить вашу дочь в вампира.
— Да, знаю. — Его натянутый тон подсказывал Шапелю, что Райленд воспринял его слова неодобрительно.
— Она больше не будет человеком.
— Но внешне она останется человеком.
Какого дьявола?
— Да, но…
— Она будет жить. — Райленд, похоже, решил сосредоточиться только на одной стороне вопроса.
— Да, возможно, она будет жить вечно, но для этого ей придется питаться кровью других.
Подбородок Райленда надменно выдался вперед — Шапелю часто приходилось наблюдать точно такое же выражение на лице Прю.
— Я охотно предложил бы ей свою.
— А когда вас не станет? — Он так хотел, чтобы Райленд оценил ситуацию со всех сторон, а не только с той, которую предпочитал видеть. — Вы смиритесь с тем, что она будет пить кровь невинных людей?
— Прю не жестока и не безрассудна. — Похоже, мысль о том, что Шапель может
— Что ж, возможно, и не станет. — По крайней мере умышленно, однако жажда крови обладает огромной силой, в особенности над новичками, и противиться ей очень трудно. Правда, Прю всегда сможет положиться на помощь Шапеля…
Нет, нельзя думать об этом. Он не станет превращать Прю в вампира только для того, чтобы удержать рядом с собой.
— Я не хочу хоронить дочь, Шапель.
О Боже. Неужели в глазах Райленда блеснули слезы?
— Не надо, сэр. Вам вовсе ни к чему видеть, как ваша дочь превратится в создание, которое при любых других обстоятельствах привело бы вас в ужас.
— Не знаю, за кого вы нас принимаете, Шапель, но мы не какие-нибудь невежественные крестьяне. Я бы не стал гоняться за человеком с вилами только потому, что в нем есть нечто выходящее за рамки моего понимания. По правде говоря, я считаю, что в данном случае именно вы выказываете свое невежество.
— Прошу прощения?
Шапель чувствовал нараставшую досаду — и на самого Райленда, и на весь этот разговор. Неужели никто в этой злополучной семье не понимал, что превращение Прю в вампира означало нечто большее, чем просто конец ее борьбы с раком? Или они не понимают, к чему это приведет?
— Вы наделены силой, способной спасти человеку жизнь, однако отказываетесь это сделать лишь потому, что считаете, будто разбираетесь в таких вещах лучше. Вы полагаете, что Прю в конце концов превратится в какое-то чудовище. Однако моя дочь никогда им не станет. Она не такая.
— Я тоже думал, что не такой, однако вышло иначе. — В течение первого столетия своей новой жизни Шапель нередко вел себя как бездушный убийца, стремившийся получить свое когда угодно и от кого угодно — причем во всех смыслах и гораздо чаще, чем он сам готов был признать. Однако ему никогда не доводилось подчинять людей своей воле. В этом просто не было нужды.
— О да. Кто, как не чудовище, будет рисковать собственной жизнью, чтобы спасти едва знакомую девушку и ее семью. Если моя дочь превратится в такое чудовище, меня это только обрадует.
— Сэр…
Райленд поднял руку:
— Вы разочаровываете меня, Шапель. Я считал вас великим человеком, настоящим героем. Однако, похоже, я ошибался. Вы готовы рисковать собой лишь тогда, когда думаете, будто вам нечего терять, а теперь не хотите помочь моей дочери потому, что боитесь.
Теперь настала очередь Шапеля встать в надменную позу.
— Я вовсе не боюсь.
— А мне кажется, что боитесь. Вам ведь нравится моя дочь, не так ли?
— Да. — Шапель сунул руки под мышки, чтобы ненароком не пустить их в ход, пытаясь вбить немного здравого смысла в голову отца Прю. Едва ли ей это понравится. — Именно поэтому я и не хочу делать то, о чем ей впоследствии придется пожалеть.