Будь моим этой ночью

Смит Кэтрин

— Доктор Хиггинс сегодня заходил осмотреть меня.

— Кто послал за ним? Твой отец?

— Нет, я сама.

Шапель замер. Прю не чувствовала под щекой ни вздоха, ни биения сердца. Если бы не его тепло, она испугалась бы.

— В последние дни я неважно себя чувствовала.

Конечно, он об этом знал. Прю уже давно никуда не выходила, а в последние два дня они даже не могли заниматься любовью, не причиняя ей боли. Когда у Прю открылось кровотечение, за которым последовали другие тревожные симптомы, она поняла, что настало время послать за Хиггинсом.

— Значит, ты дождалась, когда я засну, а твоих родных

не будет дома, и послала за доктором?

Шапель понял, зачем Прю сделала это. Она не хотела, чтобы кто-то об этом узнал. Прю собиралась рассказать обо всем сама, если только вообще захочет что-либо рассказывать.

— Да. — Слезы на ее лице уже высохли. — Он только что уехал.

Руки Шапеля нежно гладили ей щеку.

— И что он сказал?

— Что рак… быстро прогрессирует.

Его пальцы замерли на мгновение.

— Что еще сказал доктор Хиггинс?

Прю закрыла глаза:

— По его словам, мне осталось совсем немного.

Прю почувствовала, как сердце Шапеля ударилось о ребра. В горле у нее встал комок.

— А он… он не уточнил, сколько именно?

— В лучшем случае месяц.

Шапель не произнес ни слова, только крепче прижал Прю к себе — осторожно, чтобы не причинить ей боль.

Прю коснулась длинными тонкими пальцами его щеки. Ей так нужно было чувствовать в это мгновение его тепло, его живую плоть.

— Я хочу, чтобы ты уехал.

— Что? — Он был поражен ее словами не меньше, чем она сама.

Прю погладила его щеку, нащупав пробивающуюся щетину.

— Ты должен покинуть Роузкорт.

— И тебя? Нет. — Кажется, это обидело его.

— Ты же знаешь, что орден сюда не вернется. Они уже получили, что искали.

— К черту орден! — Прю едва не подскочила от его резкого тона. — Меня он совершенно не заботит. Я ни за что тебя не брошу.

— Я не хочу, чтобы ты был здесь, когда я… уйду. — Одна из тетушек Прю умерла от рака много лет назад, и она хорошо помнила, какой та стала из-за болезни. — Не хочу, чтобы ты видел, во что я превращусь.

— Я уже это видел.

— Это еще не самое худшее, что может быть.

— Мне все равно. — Будь оно неладно, его непробиваемое упрямство. — Я не покину тебя, Прю.

Слезы снова струились по ее щекам.

— Но я не хочу, чтобы ты запомнил меня такой.

Он погладил ее по щеке:

— Ты навсегда останешься в моей памяти прекрасной, удивительной, восхитительной Прю. Навсегда.

И тут она расплакалась. Это нежное прикосновение выпустило на волю целый поток слез, которые Прю так отчаянно старалась подавить. Все ее тело сотрясали рыдания. Шапель не пытался их заглушить, а просто дал ей возможность выплакать свое горе, уткнувшись лицом в его грудь.

Капелька теплой влаги упала почти рядом с мочкой ее уха, оторвав на мгновение Прю от грустных мыслей. За ней последовала другая, затем еще и еще. Шапель не издал ни звука, но, даже не взглянув на него, она поняла, что он тоже плакал.

Матильда — платья.

Кэролайн — все книги, кроме тех, которые имеют отношение к легендам о короле Артуре.

Джорджиана — украшения и статуэтки.

Шапель…

Перо замерло над бумагой. Почему внести его имя в список оказалось труднее, чем все остальные? Прю уже знала, что именно собиралась ему оставить. Сестры в любом случае будут дорожить ее наследством, но

Шапелю ей просто больше нечего было предложить. Поэтому Прю ухватилась за то, что, как она полагала, должно было ему понравиться. Как жаль, что она не могла оставить ему заодно и свое сердце.

Шапель — книги о короле Артуре.

Артур был одной из самых первых тем, которую они обсуждали с Шапелем после его прибытия в Роузкорт. Когда эта мысль пришла Прю в голову, подарок показался ей как нельзя более подходящим, однако сейчас она уже не была в этом уверена. Смогут ли книги объяснить Шапелю, как много он значил для нее? И когда Шапель будет перелистывать их страницы, поймет ли он, что она его любила?

В последнее время Шапель не отходил от Прю ни на минуту. Со времени визита доктора Хиггинса минуло уже почти три недели. Иногда она чувствовала себя немного лучше и даже умудрялась ненадолго покидать дом по ночам — впрочем, они никогда не отдалялись от Роузкорта больше чем на двадцать или тридцать минут полета. Большую же часть времени они проводили за разговорами. Шапель поведал ей множество историй о своей жизни в молодости и местах, в которых ему случалось бывать. Прю также делилась с ним счастливыми — и горькими — мгновениями своей жизни: первым поцелуем или смертью матери. Шапель слушал с вниманием, которое она находила до странности трогательным, так, словно пытался запечатлеть в памяти каждое ее слово.

Шапель сообщил ей о письмах, которые получил от отца Молино. Прю не сомневалась, что священник и Маркус рано или поздно сумеют напасть на след Серебряной Ладони, однако спрашивала себя, удастся ли ей еще раз увидеть этих двоих до своей смерти. Дорогой Маркус, по-видимому, все еще надеялся отыскать для нее Святой Грааль. Пусть Бог благословит его.

Все свои дни — вернее, послеполуденное время — Прю проводила в кругу семьи. Несколько друзей, живших по соседству, приезжали навестить ее, когда разнесся слух о том, что она «угасает». Кто именно пустил этот слух, Прю не знала — возможно, слуги или одна из сестер. Ей было все равно, что они знают, но было нестерпимо видеть жалость в их глазах.

И с сестрами также становилось все труднее общаться. У всех трех был такой удрученный вид, что у Прю падало настроение, стоило лишь с ними встретиться. Только Шапель умудрялся смотреть на нее без видимой печали. Он, похоже, наслаждался тем коротким временем, которое у них еще оставалось.

Она также наслаждалась минутами рядом с ним. Это так много для нее значило. Днем раньше Прю охватило странное чувство спокойствия, и совершенно неожиданно мысль о смерти перестала представляться такой ужасной. Да, было горько оставлять тех, кого она любила, однако смерти Прю больше не боялась — хотя все еще не была к ней готова.

Прю опустила глаза на руку, державшую перо. Кости отчетливо проступали сквозь бледную кожу. В последнее время она сильно исхудала и выглядела костлявой, так как не могла заставить себя съесть больше одной булочки и выпить больше чашки чая. Ее живот как будто принадлежал другому, более крупному человеческому существу, и Прю понимала, что виной тому была растущая раковая опухоль.

Она чувствовала себя уставшей настолько, что временами хотелось заснуть и никогда не просыпаться. И это должно было случиться уже скоро. А пока что следовало привести свои дела в порядок. К счастью, их не так уж много.