Будет больно
Шрифт:
– Он не отвечает, он вообще меня игнорирует последнее время, а все эта его мачеха, она коварная сучка.
– Маша, не выводи меня.
– Тогда займи денег.
Сканирую Вербину с ног до головы и обратно. Вид, конечно, у нее потрепанный. Под глазами синяки, хотя она их попыталась замазать тональником. В глазах какой-то лихорадочный блеск, губы искусаны. Девушка теребит ремешок сумки и старается не смотреть мне в глаза.
– Я на наркоту денег не дам.
– Ты совсем больной, что ли? Какая наркота? Нет, конечно. Я машину поцарапала.
– Точно? Ты, наверное, не поцарапала ее, а разбила. Денег тебе надо ого-го как много. И ответь, а в каком это сервисе, на какой окраине будут ремонтировать Порше? Вербина, ты совсем ненормальная, что ли? Завязывай уже нюхать.
– Ладно, окей, Арни. Мне просто нужны деньги. В конце недели отдам. Следующей.
Не в моих правилах занимать денег, зная, что мне их не вернут, отец хоть и чудовище, но учит правильным вещам.
– Хорошо, я переведу.
– Двадцатка.
– Не охренела ли ты?
– Ну, Арнольд, ну, пожалуйста, – смягчаюсь, Машка улыбается, в конце концов, версия с наркотой не подтверждена, а Макс кому хочешь нервы вымотает. – Люблю тебя, ты лучший, ты знаешь?
Машка хотела поцеловать меня в щеку, но я увернулся и вытолкнул ее из аудитории. Ненормальная. Но Вербина безобидная. Жалко только, если на самом деле снюхается. Вот бы скорее ее отец замуж выдал. С моим папашей все сложнее.
Только делаю шаг, чтобы выйти из аудитории, как мимо проходит София. А я выбрасываю руку, хватаю ее за локоть, так что она ничего не успевает сказать, только тихо вскрикнуть. Заталкиваю в аудиторию, прижимаю к деревянной двери, навалившись всем телом.
И обхватив одной рукой лицо, накрываю ее губы своими.
Лучшее спонтанное решение, которое у меня было в жизни. Лучшее всегда получается спонтанно. И лучший мой секс. Всегда в неожиданных местах.
Она пахнет чем-то сладким, а ее губы вкуса ирисок, которые я в детстве воровал на кухне, а мать у меня все время их отбирала, говорила о том, что я останусь без зубов. Может быть, я и сейчас останусь без зубов, когда София двинет мне в челюсть своим портфелем.
Запретный плод в любом возрасте сладок.
Боже, у нее невероятные губы, мягкие, полные. София сопротивляется, роняет свой чертов портфель, он тяжело падает на наши ноги, а девушка упирается в мою грудь ладонями. А я не прерываю поцелуй, смакуя ее губы как некий, мать его, деликатес.
Прорываюсь в ее рот, наши языки соприкасаются, а у меня в голове вспыхивает миллион искр. Сука, мать ее, она невероятная, такая сладкая, такая желанная. Член в штанах каменеет, непроизвольно трусь им об ее живот, и тут она меня кусает в губу, так что я волей-неволей отстраняюсь.
– Какого хрена, Шульц?
Это было грубо, но красиво. Не ожидал такого яркого отпора.
По-другому меня остановить нельзя было, а то все мои фантазии, которые она читала в моих глазах в течение пары, были бы осуществлены. На щеках румянец, большие карие
– Что здесь происходит? София Валерьевна, Арнольд?
Голубок Платоша возникает из ниоткуда, только пугает мою секси-училку с глазами испуганной лани. И что сегодня весь день он трется около нее? Хочется его разорвать, чтобы перья везде летали.
– Проблемы, София Валерьевна?
– А у вас, Платон Викторович, давно их не было?
Да, я могу узнать много твоих тайн, Платоша, но пока у меня нет на это времени и желания.
Глава 6
Поганый день.
У меня их было предостаточно, и я должна уже к ним привыкнуть, как к неожиданной затяжке на новых колготках, сломанному ногтю, плохому настроению моего мужа, уже бывшего. Андрей мог засрать день любому, кто в это время попадал под руку, обычно это была я.
На меня сыпались обвинения в отвратительно сваренном кофе, потерянных документах, плохой погоде, загруженности дорог. Андрюшенька был далеко не подарком, несчастливым билетом, по словам моей тетушки, который мне «посчастливилось» вытащить.
О, нет, вначале я так не думала, я была очарована Андреем. Образованный, перспективный, симпатичный, амбициозный, из состоятельной семьи. Он, как все ярко окрашенные самцы, привлекал к себе внимание, источая внимание, обволакивая им, окутывая, как паук свою жертву.
Жертвой стала я. Но позже.
Как назвать то состояние, когда тебе методично внушают, что ты ничтожество, что у тебя ничего не получится, что ты слабая, уязвимая? Что тебе так повезло, что такой парень, как Андрей Романов, обратил на тебя внимание? Иначе ты просто была бы в лучшем случае какой-нибудь жалкой училкой в задрипанной школе с алкоголиком мужем, а в худшем – просто шлюхой, сосущей за гаражами.
Тете Розе не понравились бы такие определения, поэтому ей ничего этого не надо знать, Андрюшенька ведь хороший мальчик. Он меня обеспечивал, содержал, оберегал, но не потому что он меня так сильно любил, он тешил свое самолюбие, утверждаясь за счет слабых.
Я все еще удивляюсь, как он так просто меня отпустил? Абьюзеры так легко не сдаются.
Застегиваю пальто на все пуговицы, наматываю на шею шарф, беру портфель, набитый тестами, надо будет еще проверить их все, и да, конечно, переписать учебный план. При личной аудиенции Платон Викторович указал на ошибки, так низко склоняясь надо мной, что я чувствовала отвратительный аромат его парфюма, смешанный с потом, отчего подступала тошнота.
Я кивала головой, а сама думала о ярких глазах студента Шульца, которыми он меня раздевал весь урок. Паршивец, что сказать, но умный. Хотя мне бы надо прекращать думать о нем и вообще о ком-то, хватило уже одного самодовольного придурка в жизни. Надо завязывать обо всем этом думать, надо просто доехать до дома, принять душ, выпить ромашкового чая и проверить тесты.