Быть драконом
Шрифт:
Я не знаю, что это такое, знаю только, что это архиартефакт, или артефакт, созданный другими артефактами. Именно артефактами, а не магами. Пришло из ниоткуда. Возникло из ничего. Состоялось само по себе. А по свойствам – то ли абсолютное оружие, то ли абсолютная защита, то ли то и другое вместе. В общем, нечто могучее-премогучее. Говорят, что всякий, кто заполучит эту безымянную Вещь в личное и безраздельное пользование, в ту же секунду станет властелином мира. Ни много ни мало – властителем. Ни больше ни меньше – мира.
Когда входящие в Большой Совет белые и черные маги осознали
Я, дракон Вуанг-Ашгарр-Хонгль, – Страж. Я – один из хранителей Вещи Без Названия. Не целой Вещи, разумеется, а только одной из двухсот пятидесяти шести ее частей, что хранится со времен Раздела в городе, который называется «Город». Когда-то этот фрагмент охранял достопочтенный Вахм-Пишрр-Экъхольг. После того как он сгинул (не сам по себе, конечно, а от копья Охотника), мой наставник вирм Акхт-Зуянц-Гожд направил меня на освободившиеся место. Древний берилловый дракон сказал: «Иди, сынок, ты сможешь». И я пошел.
Хотя мог бы и отказаться.
Запросто.
У нас, драконов, нет строгой иерархии и режима подвластности. Есть потерявшие крылья древние Мудрецы (мы называем их вирмами), есть выработанные ими Правила и есть Братство, узами которого мы все повязаны. А начальников нет. Хотя мы и верим, что над всеми нами стоит Высший Неизвестный, но, скорее всего, он продукт коллективного мифотворчества: на него ссылаются, его приводят в пример, его цитируют, но никто и никогда его лично не видел и не слышал. И я так думаю, что не увидит и не услышит. Никто и никогда.
Вместо строгой властной вертикали у нас существует система добровольного принятия долга. Принять на себя долг и нести его во имя Драконьего Братства – это очень почетно. Поэтому конечно же не отказался я от предложения Акхта-Зуянца-Гожда, счел за честь и отправился к черту на кулички – в Город.
– Как наше ничего? – спросил Ашгарр, заперев стальную дверь на засов.
– А то ты не знаешь, – хмыкнул я.
– Особо не вдавался, – признался Ашгарр, – но, судя по всему, денек выдался нелегким. Я прав?
– «Нелегким» – не то слово. – Я скинул пиджак, стянул кобуру и повесил ее на крюк. – Из дома выходил?
Ашгарр мотнул головой:
– Нет. Только на балкон. Сразу после дождя.
– Пялился на небо, мечтая о девственницах и сеновалах?
– Было дело. Потянуло ввысь. Почувствовал?
– Еще бы. Ты этого так мощно захотел, что я чуть на разбег не пошел.
– Это точно, – признался Ашгарр, – пробило на «хочу».
– До Ночи Полета больше не высовывайся, – предупредил я.
– Охотник в Городе?
– Иес ит из. С утра еще почуял, но не стал тебя будить.
– Мог бы, между прочим, и записку оставить.
– Пардон, тормознул.
– А где Шляпа Птицелова?
– У Альбины забыл.
–
– А я и не развязывался.
Он хотел еще что-то по этому поводу сказать, но я опередил его:
– Во-первых, так было надо. А во-вторых, не твое дело.
– А чье?
– Мое.
– А разве ты – это не я?
Когда сам с собой спорит человек, это выглядит по меньшей мере странно. Тянет на шизофрению. Когда сам с собой спорит дракон, так не скажешь. Со стороны это похоже на беседу братьев-близнецов.
Мы с Ашгарром на самом деле очень похожи. И лицом и телосложением. Только он более худ и бледен. Да еще волосы у него не распущены, как у меня, патлами, а собраны в аккуратный хвост.
Что касается Вуанга, то лицом он от нас мало отличается, но при всей схожести оно у него напоминает маску – уж больно скуп наш воин на мимику. И череп он бреет наголо. А еще у него, в отличие от нас с Ашгарром, тело атлета. Впрочем, это как раз понятно: осуществляя непосредственную охрану сакрального объекта, он безвылазно торчит в бункере и только тем и занимается, что медитирует, машет мечами и качает мышцы на своих мудреных тренажерах. Воин, он и есть воин. Ему так положено.
Так и живем: Вуанг тянет лямку там, в подземелье Тайника, а мы с Ашгарром – тут, на поверхности. Поверхность – это наша с ним зона ответственности. Мы осуществляем общий мониторинг ситуации в Городе, контроль подступов к вверенному объекту, общее прикрытие и (при необходимости) усиление.
Помимо того, я в поте лица зарабатываю средства на жизнь, а Ашгарр ведет хозяйство. Спускаемся мы с ним в бункер редко, только тогда, когда нужно пополнить провиант. А еще тогда, когда Вуанг вспоминает, что в мире кроме службы есть еще и солнце, и требует для себя выходной. В такие дни кто-то из нас двоих подменяет воина, а второй бродит с ним по городу. Одного его отпускать нельзя – чуть что, сразу лезет в драку, а в драке он страшен, себя не помнит.
А все оттого, что Вуанг относится к людям с подозрением. Он изначально считает всякого человека дурным и только потом, по ходу дела, разбирается, достоин ли этот человек уважения.
Ашгарр, напротив, будучи романтиком, относится к людям благожелательно. Мне иногда кажется, что он считает людей драконами, позабывшими, что они драконы. Всякого нового человека он склонен считать априори хорошим и авансом наделяет благородными качествами. Оттого-то так часто и разочаровывается.
Ну а я, нагон Хонгль, отношусь к людям так, как сами люди относятся к душевнобольным, – со смесью сочувствия, снисхождения и настороженности. Присматриваясь к новому человеку, я стараюсь понять, кто передо мной – безобидный божий одуванчик, просто слабонервный или буйнопомешанный. С бешеными и клиническими идиотами не вожусь, а с остальными веду себя ровно: к их недостаткам подхожу с пониманием, а к достоинствам – с уважением. Относись я по-другому, не смог бы с ними ужиться. А если бы не смог ужиться, не смог бы с ними работать. А если бы не смог работать, тогда бы дракон Вуанг-Ашгарр-Хонгль сдох бы с голоду. Просто-напросто сдох. Натуральным образом.