Быть Хокингом

Хокинг Джейн

Несмотря на голливудских звезд и домашние проблемы, нам со Стивеном все-таки иногда удавалось пообщаться – в частности, мы думали над тем, как потратить деньги, полученные благодаря премии Вольфа. Доходов от «Краткой истории» плюс скромные сбережения, которые я сделала за эти годы, было достаточно, чтобы позволить себе задуматься о покупке второго дома. Стивен хотел купить квартиру в Кембридже в качестве инвестиции, но я лелеяла мечту о загородном коттедже, где-нибудь вдали от суматохи, напряжения и постоянных вторжений в нашу частную жизнь. Коттедж на северном побережье Норфолка – все, о чем я могла мечтать, но это было нам не по средствам. Нам требовалось место, где сможем обрести столь желанную анонимность, время и покой, столь важный для размышлений Стивена, для детей, готовящихся к экзаменам, и для меня – хозяйки дома и сада.

У меня не было ни энергии, ни желания вмешиваться в лихорадочное соперничество между медсестрами, которое неимоверно возросло, когда «Краткая история времени» взлетела на первые позиции в списке бестселлеров.

В августе, когда мы с Джонатаном и

Тимом пробирались по Северной Франции в Женеву, чтобы по традиции встретиться там со Стивеном, счастливый случай столкнул нас с весьма эксцентричным англичанином, который, общаясь на схематичном франглийском, раскрутил весьма прибыльный бизнес по продаже отреставрированной французской недвижимости англичанам по ценам, выгодно отличающимся от домашнего рынка. В то время как он представлял свои планы ошеломленной публике в придорожном ресторанчике, до меня начала доходить восхитительная истина: мы могли себе позволить дом во Франции. Мы получили бы все преимущества деревенского коттеджа, но за границей, потенциально ближе, чем Уэльс, и стали бы настоящими европейцами, а дети, хотелось бы думать, билингвами.

В путанице, сопровождающей начало любого учебного года, я перестала лелеять эту мысль и уже отнесла свою мечту к категории несбыточных. Наш отдых со Стивеном в Женеве прошел очень удачно, с момента встречи в аэропорту и до самого конца, а после мы с Джонатаном и Тимом уехали на десять дней в кемпинг на юг Франции. Мы вернулись в Кембридж с новыми силами, но не были готовы к новым издевкам судьбы. Во-первых, заявление Люси о допуске к экзаменам в Оксфордский университетский колледж, где учился ее дед, отец Стивена, пришлось спешно отозвать. Неожиданный успех Юношеского театра в Эдинбурге не позволял ей присутствовать на вступительных экзаменах, поэтому вся надежда была на собеседование и результаты школьных выпускных экзаменов. Во-вторых, арендатор дома, который мы сдавали и который принадлежал Роберту и его бабушке, грозил подать на нас в суд, так как в мое отсутствие Стивен поссорился с ним и приказал убираться из дома. В-третьих, администратор Кембриджского камерного хора музыки барокко считал объем работы непосильным и хотел уволиться. В-четвертых, вопреки всем законам блюдущих личное пространство сотрудников классических научных учреждений, кафедра стала рассадником таких неистовых интриг, что Джуди, не имея возможности хорошо выполнять свою работу из-за отсутствия дисциплины среди медсестер, дошла до того, что хотела подать заявление об увольнении. Это был печальный поворот событий для тех из нас, кто видел и ценил ее верность Стивену в течение почти пятнадцати лет.

Я боялась, что вулканические извержения на кафедре могут перейти его границы и захватить наш дом в самый неподходящий момент, особенно напряженный для Люси. Она готовилась к выпускным экзаменам и поступлению в Оксфорд и одновременно снова репетировала «Собачье сердце», так как Юношеский театр за свое выступление на Эдинбургском фестивале получил приз за лучшее экспериментальное представление, что было одной из высших наград фестиваля. Частью награды являлся двухнедельный показ спектакля на лондонской сцене. К сожалению, лондонские выступления были назначены накануне важных собеседований в Оксфорде, поэтому Люси каждый день приходилось ездить на выступления в Лондон после школы и затем возвращаться в школу на следующее утро. Поскольку ее силы были на пределе, ей требовалось спокойствие и стабильность в доме. Но эта простая и здравая идея не приходила в голову большинству людей, регулярно посещающих наш дом.

У меня не хватало сил, чтобы сдерживать буйство медсестер и сохранять спокойствие в доме. К Стивену, уже и так широко известному в Великобритании и Америке ученому, пришла мировая слава: после успеха книги он стал культовой фигурой. Мы впервые ощутили это в октябре 1988 года, когда с Тимом сопровождали его в Барселону по случаю публикации испанского перевода его «Краткой истории времени». Его узнавали повсюду: толпы людей останавливались и аплодировали ему на улице. Меня привлекали для перевода журналистам на прессконференциях и телевизионных интервью и, в свою очередь, приглашали давать интервью в женские журналы. Я получала удовлетворение от того, что снова работаю в паре со Стивеном как его интеллектуальный партнер. Однако спрос на интервью в какой-то момент превысил все допустимые рамки: не только в Испании, а повсюду – и дома, и за рубежом. За границей с известностью было справиться проще, так целью нашего пребывания там являлась продажа книги; сделка с Мефистофелем требовала от нас оставаться доступными прессе. Дома же, где нам нужно было заниматься ежедневными делами в тихой безвестности, вмешательства прессы воспринимались как раздражающее вторжение в семейное пространство. Телевизионное оборудование стало привычной частью офиса Стивена, где медсестры толкали друг друга локтями, чтобы попасть в телекамеру, но проблема была не в этом. Трудности начались, когда журналисты попросили проводить интервью и делать фотографии у нас дома. Мне этого крайне не хотелось, и дети тоже были против. Постоянного присутствия в доме медсестер хватало с лихвой, а с появлением телекамер и репортеров у нас совсем не осталось бы личной жизни. Мои доводы с тем же успехом могли быть обращены к стенке. Их восприняли как очередное доказательство неверности гениальному человеку. Моя порочная зависимость от Джонатана и нежелание выучиться на медсестру давно вынесли мне смертный приговор. Сопротивление тому, чтобы рассказывать прессе истории из жизни с гением в стенах моего дома, было еще одним доказательством моего предательства.

7 ноября начались гастроли Люси в Лондоне, в Театре Полумесяца на улице Майл-Энд. Она выходила из школы в четыре часа дня и за полчаса должна была добраться до автобусной остановки. Пьеса требовала

огромных запасов энергии от молодого актерского состава, менявшегося ролями в каждой сцене, иногда появляясь поодиночке, иногда одновременно. Она приезжала домой после полуночи, а следующим утром, в девять часов, уже должна была снова появиться в школе на целый день. Ей пришлось нелегко, но общий уровень стресса снизился благодаря решению Стивена поехать со свитой в Калифорнию на целый месяц на следующий день после первого представления. После его отъезда атмосфера в доме заметно улучшилась, и мы с облегчением выдохнули, погрузившись в сравнительное спокойствие и уединение.

Я получала удовлетворение от того, что снова работаю в паре со Стивеном как его интеллектуальный партнер.

В следующие выходные я, с непривычной вальяжностью развалившись в кресле в гостиной, лениво листала воскресную газету, когда на глаза мне попалась заметка о выставленном на продажу доме во Франции. Под ней была скромная реклама английского агентства, предлагающего поиски подходящего дома во французской сельской местности. Я позвонила по указанному номеру, и через некоторое время на почту стали приходить фотографии из Северной Франции. Снимки выглядели так, точно их сделали в густом тумане или снежной буре, и используемые термины иногда я не понимала без словаря, но цены были очень низкими. Ни один из домов не стоил больше половины стоимости викторианского дома с террасой и двумя спальнями на юге Англии, и хотя сложно было судить об их состоянии, коттеджи, судя по всему, располагались в привлекательном окружении. Очевидно, требовалось более подробное расследование. Именно так субботним ноябрьским утром мы с Тимом и Джонатаном очутились на пароме, следующем во Францию.

9. На пути к раю

Действительно, Франция в ноябре была тусклая и унылая, чертовски холодная и мрачная. Но в семь часов вечера в Аррасе [168] , куда мы направлялись, все еще кипела жизнь, а магазинчики выпускали последних покупателей в ярко освещенные улицы. Витрины были полны соблазнительных рождественских изящных сувениров и игрушек, покупка которых быстро опустошила наши карманы. К тому же мы были очень удивлены, увидев вывески, гласившие о завозе Beaujolais Nouveau [169] ! Выходные стали сулить новые перспективы, особенно приятные после превосходного ужина в баре нашей гостиницы, где молодое вино рубинового цвета было единогласно одобрено всеми критиками. Если остальные занятия выходного дня не будут интересны, то, по крайней мере, нас ожидали покупки б'oльшей части списка подарков на Рождество и небольшая толика удовольствия в виде вина.

168

Главный город французского департамента Па-де-Кале и бывшей провинции Артуа. Аррас расположен в 160 километрах от Парижа.

169

Новое божоле (фр.) – сорт молодого французского вина в исторической области Франции Божоле (Бургундия). Согласно законам Франции, вино свежего урожая официально представляется в третий четверг ноября.

На следующий день шел дождь с крупными хлопьями мокрого снега, и хотя мне было совершенно неинтересно разглядывать маленькие старомодные домики, которые усыпали пейзаж, приятный услужливый агент по недвижимости и его ассистент уже ждали нас, готовые пожертвовать лучшей частью своего воскресного дня, чтобы показать нам из каталога самые подходящие, на их взгляд, дома. Какое же это было воскресенье и какие места мы видели, съежившись от холода в машине нашего агента! Хлестал дождь, изредка уступая место мокрому снегу. Пока мы смотрели ветхие здания с протекающими крышами, одноэтажные коттеджи и дом, в котором проход между кухней и столовой оказался ванной комнатой, в изнеможении падал последний мокрый снег, а на улицы опустился непроглядный туман. Мы искали старый дом с характером, но в хорошем состоянии, с возможностью ремонта и со всеми удобствами на первом этаже для пожилых и слабых здоровьем членов семьи, особенно для Стивена. Хороший вид был желателен, а близость к главной дороге стояла в приоритете. Ни один из домов, которые мы осмотрели в первый день, даже близко не соответствовал нашим требованиям.

Рассвет следующего дня оказался ярким и ясным; деревенские пейзажи переливались под тонким слоем хрусткого свежего снега. На обратном пути в Булонь [170] мы остановились в небольшом рыночном городе, чтобы заехать к еще одному агенту, мадам Май'e. Она показала нам дорогу, ведущую из города к побережью. Дорога выбиралась из низины, в которой гнездился город, к продуваемому всеми ветрами пространству широкого плато; на самом деле это был широкий водораздел между долинами двух рек. Мы проехали мимо небольшой трассы справа от нас и пронеслись по крохотной деревушке. Там почти не было признаков жизни, за исключением одиноко стоящего шпиля церкви, водонапорной башни да разрушенной ветряной мельницы. Затем мадам Майе неожиданно повернула направо, мы последовали за ней, и там, примерно в километре от главной дороги, длинный и низкий, с известковыми стенами и красной черепицей, стоял он. «Вот наш дом, мама», – сказал Тим, которому тогда было девять лет. Действительно, это оказался он, ошибки быть не могло, он манил нас к себе сквозь поля, этот старый друг из прошлого, сразу заметный, мгновенно очаровывающий.

170

Город на севере Франции, находится в регионе Нор-Па-де-Кале.