Цельсиус
Шрифт:
– Ты выглядишь уставшей, – проговорила мама.
Она рассматривала меня в упор, внимательно и не скрываясь. Даже слегка склонила голову набок. Я вдруг увидела в женщине напротив одно из своих характерных движений. Было ощущение, что сидишь перед зеркалом. Которое помимо собственно отражения переносит тебя на двадцать восемь лет вперед. Хотя, конечно, не на двадцать восемь – меньше, значительно меньше. Мне даже не представить, сколько мама тратила на центры эстетической медицины. Но, как и многое другое, эти деньги она вкладывала
– Так все и упорствуешь? – спросила мама: первым впечатлением она, очевидно, осталась довольна.
– В чем именно?
– Межбровье. У тебя там уже вызревают две морщинки.
– Там ничего нет, мам.
– И носогубки тоже. На грани. Ты делаешь что-нибудь с лицом?
– Ну как и все, наверное…
– Что все? Ты – не все. У тебя норвежские корни. Мои норвежские корни. Поэтому смотри в зеркало каждый день по нескольку раз. И повторяй: я – не все. Что ты делаешь с лицом?
Я вздохнула.
– Маски, увлажнение, скраб, ручная чистка…
– В салоне?
– И в салоне. И сама.
– Нет, – мама поджала идеальной формы губы, – я тебе уже много раз говорила. Этого недостаточно. Спохватишься, но будет уже поздно.
– Почему поздно-то, мам? Еще ведь ничего даже не видно.
– Так и хорошо, что не видно. Я за профилактику, я всегда это говорила. У меня есть свой врач, очень хороший. Это я тоже тебе говорила. И потом. Я же не филлеры тебе предлагаю. И не нити. Так… Ботокс в межбровье. И гиалуронку по контуру лица. Не о чем даже говорить.
– Мам, мне двадцать восемь лет.
– Ну и что? Я начала в тридцать три. И знаешь, о чем единственном я жалею?
– О чем? – я старательно контролировала голос, должна же вводная часть когда-нибудь закончиться.
– Единственное, о чем я жалею, – что не начала раньше, – мама торжественно замолчала, давая мне насладиться моментом.
Но тут к нашему столу подошла официантка и все испортила. Посмела поинтересоваться, готовы ли мы сделать заказ.
– Ты знаешь, – громко сказала мама, обращаясь исключительно ко мне и игнорируя официантку, – на Петроградке совсем не осталось приличных суши-ресторанов, один массовый сегмент. Даже не знаю, с чем это связано.
Я пожала плечами.
– Я не люблю суши.
– Чтобы любить суши, нужно хотя бы раз в жизни их попробовать, – наставительно сказала мама. – Я имею в виду настоящие суши. Тигровые креветки темпура, две порции. И чайник чая. Японская сенча.
Она резко повернулась к официантке. Последняя часть тирады, очевидно, предназначалась ей. Девушка озадаченно хлопала ресницами.
– Я сказала – две порции тигровых креветок темпура.
– У нас… Вы знаете… В меню…
Мама с улыбкой перевела взгляд на меня: ну, что я тебе говорила?
– Тогда суп с лососем. Лосось-то хотя бы у вас имеется?
Девушка радостно закивала головой.
– Слава
Она поставила на колени сумку, вытащила оттуда переплетенный пружиной альбом. Я внутренне подобралась.
– Знаешь, Жаннуль, та дизайн-студия, что ты мне порекомендовала…
– Я порекомендовала?
– Ну да, – мама раскрыла альбом, замелькали чертежи, отрендеренные фотоизображения, таблицы. – «Смирнов и пространство», помнишь? Ты сказала, что с ними все нормально. Что ты их знаешь и все такое? Помнишь?
– Ну.
– В общем, они закончили делать проект, и Зинаиде он не понравился. Совсем. На словах все было прекрасно, а в результате вышло какое-то убожество, – мама постучала ухоженным ногтем по глянцевой странице альбома.
Я взяла в руки альбом и пролистала его. Хотя могла бы этого и не делать.
– И вот что я подумала, – мама сделала паузу, разлила по чашкам чай, горячий настолько, что мне сразу же инстинктивно захотелось отодвинуться подальше. – Раз уж твои протеже так накосячили, ничего, если я попрошу тебя ими заняться? Я имею в виду – косяками. Возьмешься?
Я не выдержала и отставила от себя исходящую паром чашку с чаем.
Все дизайнеры сейчас заняты. По самое не могу. И это мы еще не начали работать с яхт-клубом Руслана. Да и не провести мне этот проект через бюро официально. Денег ведь, как я понимаю, здесь никаких не будет. Остаются только стажеры. Единственный вариант.
Я вздохнула и вытащила из сумочки свою визитку.
– Пусть Зинаида твоя позвонит. Что-нибудь придумаем.
Мама взяла визитку, не глядя убрала ее к себе в бумажник. Мимоходом. Точно я передала ей салфетку с дальнего конца стола.
– Только гонорары R.Bau Зинаиде не потянуть. Надеюсь, это ты понимаешь.
– Что-нибудь придумаем, – повторила я.
Принесли суп. Мама долго принюхивалась к нему. Наконец решилась попробовать. Я тоже решилась:
– Скажи, мам… Ты знаешь, что стало с отцом после отъезда в Москву? Ты никогда мне об этом не рассказывала.
– Не знаю и знать не хочу, – отчеканила мама. – С чего вдруг тебя это заинтересовало?
– Да нет, ничего. Просто я тут подумала: у меня же может быть, наверное, брат или сестра в Москве?
Мама поморщилась и отодвинула от себя тарелку с супом.
– Сегодня в бюро прорвался один продажник, представившись моим братом из Москвы. И знаешь, на какое-то время я поверила, что он действительно может быть…
– Нет, – отрезала мама, – не может. Нет у тебя никаких сводных братьев и сестер, запомни. Как нет больше ни одной женщины в мире, которая бы согласилась завести ребенка от этого… – мама споткнулась, подбирая подходящее слово. Но, видимо, цензурных вариантов у нее не нашлось. А ругаться при мне она не решилась.