Человек рождается дважды. Книга 2
Шрифт:
— Да разве дело в приказе? Мне, например, кажется — в совести. А я вот совсем не чувствую, чтобы она была у меня нечиста.
ГЛАВА 4
Всё лето Фомин провёл в разъездах. Сначала занимался организацией лагерных пунктов на приисках. А потом началась переброска людей на участок дороги Колыма — Берелёх. Неустроенность личной жизни и бесконечные командировки вымотали вконец. Он вынашивался, как Его старенькая шинель.
Несколько
— Пожалуй, ты решил правильно. Всякая форма стареет от времени, и надо Её менять, — согласился тот и предложил на выбор любое лагерное подразделение. Фомин остановился на комендантском.
С Аллой Васильевной расстались по-хорошему.
Комендантский лагерь имел пересыльное отделение. Работы было много, и он редко отлучался в посёлок.
Всё это утро он просматривал списки бригад для приисков. В кабинет вошёл мальчишка-почтальон.
— Вам телеграмма, товарищ начальник. Распишитесь, пожалуйста.
Фомин прочёл. Левченко сообщала о своём решении приехать погостить.
Написать, чтобы не приезжала? Бесполезно, приедет всё равно. Остаётся одно — найти для неё угол. Иначе заявится к нему. Но где найти комнатку? Что же делать? Какое-то наказание.
Фомин вспомнил Каца. Тот вышел на колонизацию. Построил себе домик рядом с механической базой. Лучшего и не придумаешь. Он тут же позвонил диспетчеру и попросил пригласить к телефону старика.
Не прошло и пятнадцати минут, как в дверь заглянул Кац.
— Гражданин Фомин, вы просили позвонить. Я пришёл сам. Кто знает, что вы можете сказать мне.
— Проходите, Исаак Маркович. Напрасно беспокоились. Дело-то, знаете, пустяковое. — И Фомин попросил на время комнатку. Кац вскочил.
— Ой, маменька! Так чего же вы молчали? Жить вам да радоваться тысячу лет. Переезжайте на здоровье. Я сейчас побегу за подводой. — И он схватился за шапку.
— Вы не так меня поняли, — смутился Фомин. — Женщина приезжает временно и жить будет одна…
— Вы думаете, Исаак не понимает?
Чёрт знает что вышло. Хотел, просить о личном одолжении, а получилась зависимая услужливость. Он хотел объясниться, но в кабинет вошли секретарь парткома и Краснов.
Кац тихонечко выскользнул в дверь. Краснову бросилась в глаза бледность Фомина.
— Ты что же, заболел? Или в лагере не ладится?
— Да вот. Бывают и на небе тучи.
— Парень ты в годах. Обяжем в порядке партийной дисциплины заняться вопросом семьи. А то гляди как бы и верно не вымок под тучами.
Фомин начал подбрасывать в печь дрова.
— Ну, брат. Это совсем ни к чему, и так дышать нечем, — засмеялся Краснов. — А может, и верно попал в точку? —
Краснов слушал внимательно и делал заметки в записной книжке. Дымнов молча просмотрел Ежедневные сводки о работе бригад.
— Нас интересует отношение заключённых к труду. Хорошо бы познакомиться с состоянием дел на лагпунктах. И в частности, на «Таёжнике» у товарища Шулина.
— «Таёжник» — лучший лагпункт. Отказчиков от работы почти не бывает. Нарушений режима нет. Всё там до странности хорошо. Это по официальным сведениям.
Дымнов взял отчётную форму прииска.
— М-да-а… Показатели отличные. Чем бы вы могли это объяснить? Вы сомневаетесь в их правдивости?
Фомин пожал плечами.
— Инспекторские проверки подтвердили достоверность показателей. Но, видите ли, товарищ Шулин своеобразный человек. Заключённые относятся к нему с уважительной покорностью.
— Ты что-то недоговариваешь. Давай-ка, брат, поясней, — нахмурился Краснов.
— Договаривать нечего. Порядки у него, так сказать, патриархальные. А человек он крутой.
— Имеются факты? — насторожился Дымнов.
— Пытались проверить, да где там? Если заключённые кого-то полюбят, до правды не докопаешься. Все в один голос: «Да чтобы дядя Володя себе позволил? Он скорее последнюю рубаху снимет».
Краснов молчал. Любил он Шулина за характер, прямоту и знание горного дела. Да и многому у него научился, и Ему было бы неприятно, что на прииске что-то неладно.
— Вы сами-то понимаете причину таких взаимоотношений? — спросил Дымнов.
— Шулин никогда и ни на кого не жалуется. Человек волевой, держит своё слово крепко. Кроме всего, по-настоящему заботится о рабочих. Питание на «Тёжнике» лучше, нежели на любом другом предприятии управления. Люди тепло одеты, в бараках чисто. Нет у него ни драк, ни воровства. Все происшествия расследует сам.
— Что вы хотите этим сказать?
— После таких разбирательств некоторые из Его собеседников имеют не совсем бодрый вид. А установить что-либо бесполезно. Вот это порождает разные слухи.
Краснов поднялся.
— Тут надо проверить. Мы не потерпим никаких нарушений революционной законности. Пусть это будет даже Шулин…
Встал и Дымнов и попросил проводить их в бараки.
— Стоит ли? Еще наслушаетесь грубостей. Есть тут такие «огоньки», для которых всё трын-трава, — пытался отговорить их Фомин.
— А мы что, красные девицы? — усмехнулся Краснов и первым направился в зону.
В бараке неработающих звенело, ухало и грохотало. Стонали гитары, трели мандолин тонули в хаосе звуков. Кто-то истошно колотил крышками кастрюль, заглушая звук ложек. Доносились подбадривающие танцоров голоса.