Черная радуга
Шрифт:
— Не подходи. — Предупредил он и стал пятиться. Но когда понял, что бежать некуда, решил драться. Хмель разом вышел у него из головы. Охляба принялся медленно водить лезвием перед собой, усыпляя внимание противника. Потом он резко бросился вперед, целя острием в живот Безымяна. Полянин сделал шаг в сторону и, поймав разбойника за кисть, крутанул руку, насадив его на собственный нож. Не останавливаясь, Безымян ударил его ногой в подбородок и повалил в воду. Охляба попытался подняться, но полянин настиг его раньше и, схватив за горло, окунул в трясину. Он не отпускал разбойника, пока не перестали идти пузыри. Расслабив захват, Безымян предоставить болоту выпустившее дух тело. Покачиваясь, полянин выбрался на твердь. Это был первый человек, которого он насмерть.
— Помоги. — Послышался
— Болотник поможет. — С презрением ответил Безымян, подбирая дубину. Не досмотрев расправу до конца, он повернулся и пошел обратно. Нужно было спешить. Как бы ведьма про кончину внука не прознала. А то изведет Арпашку с Карпом в отместку. Одна беда. Дороги совсем не видно. Безымян остановился, осматриваясь по сторонам. В это время жирный светляк угодил ему в лоб. Безымян так опешил, что не успел сгрести наглую букашку. Не давая себя ухватить, жук отлетел в сторону и начал нарезать петли напротив Безымяна. Полянин хотел наказать болотное создание, но тот снова не дался. Человек погнал светляка и так увлекся, что не заметил, как выбрался на холм. Внизу, в черноте безлунной ночи светились огнями избы. Сделав свое дело, светляк еще немного покружил над полянином и убрался восвоясье. «Как он меня, — подумал Безымян, — по сухому вывел». И пока жук не скрылся из вида, помахал ему вслед и крикнул:
— Спасибо!
В ответ светляк что-то прожужжал и исчез среди деревьев.
— Чудеса. — Только и выговорил полянин. Внезапно помрачнев, он добавил. — Как с бабкой теперь объясниться?
Не теряя времени, он побежал вниз по склону. Его не встретили. «Точно, извела», — пробормотал Безымян и без стука ввалился в избу. Все трое были живы. Полянин прошел к скамье, оставляя за собой лужи гнилой воды. Он раскрыл рот, подбирая нужные слова.
— Сама все знаю. — Не дала начать ведьма. — Следила за тобой. И светляка я подослала, чтоб тот тебя к людям вывел. Честь тебе за то, что от чистого сердца пошел. Не за награду. Но коль не справился, благодарности не жди. Если бы внучка целым привел, я б тебя бессмертным сделала. А так, даже не знаю. — Бабка задумалась, поглаживая морщинистый подбородок.
— Ничего мне от тебя не нужно. — Честно сказал Безымян.
— А вот это уже мне решать. — Со злостью сказала ведьма. Арпашка вздрогнул и ухватил Безымяна за руку.
— Быть по сему. — Решила вдруг она. — Отныне станешь ты видеть в минуту беды или опасности черную радугу. И так до конца дней твоих.
Хотел Безымян отказаться, но прежде, чем успел рот открыть, ведьма плеснула ему в глаза зельем. На мгновение полянин ослеп, а когда переморгал, увидел, что ничего не изменилась. Подвела бабку ее наука.
— Ты так больше не шути. — По-хорошему предупредил Безымян. — Не то я осерчать могу.
Бабка на этом успокоилась. Даже впала в благостное расположение духа. Предложила переночевать. Карп отказался. Безымян же решил остаться.
— Только мне за ночлег расплачиваться нечем. — Признался он.
— Дашь погадать, вот и расплата. — Проворчала бабка. На том и порешили. С Карпом договорились встретиться на заре. Рычанский посмотрел на Безымяна с Арпашкой так, словно навсегда расставались.
— Не трусь. Ничего с нами не случится. — Подбодрил его Безымян. — Бабка она добрая, знающая. Может, что умного расскажет.
Карп выбежал из избы, будто за ним волк увязался. Безымян принялся раздеваться, сбрасывая с себя промокшую одежду.
— Не стесняйся. — Проворчала ведьма. — Еще и не такое видала.
— Перекусим? — Предложил полянин. — Что на голодный живот болтать?
— Садись. — Кивнула бабка на скамью. — Накормлю.
Работа в ее руках спорилась. Не успел Безымян и глазом моргнуть, как на столе появились тарелки с кашей, мясом, овощами. Точно, без колдовства не обошлось.
Полянин набросился на еду. Только косточки затрещали. Насытившись, он принялся жевать не спеша.
— Ты бабка умная, ведающая. — Похвалил полянин. — Расскажи мне, что в мире твориться.
— Много чего. — Ворчливо ответила Белка. — Не то, что ночи — месяца не хватит все пересказать.
— А мне про все знать не
— Просто так ничего на белом свете не делается. — Поучительно начала ведьма. — Про мертвого богатыря слышал?
— Нет.
— Темный ты человек. Но так уж и быть. Поделюсь. С неделю назад все стряслось. В чаще ребятишки хворостом промышляли. Не здесь это было. Где, точно сказать не могу, а врать не хочу. Заигрались, да немного приблудились. Видят, среди деревьев человек лежит. По одежде — витязь. Сильно его дорога потрепала. Без коня, накидка в клочья изодрана. Броня изрублена, да огнем изъедена, что твоя деревяшка. На теле одна сплошная рана, челюсть нижняя вместе с языком отъедена. Дети наутек пустились. Насилу домой добрались. Пока людей собирали, да то место искали, витязь умереть успел. Кровью истек. Ни кто он сам, ни как здесь оказался — так и не узнали. А кто его оприходовал, до сих пор не ясно. Не разбойники. Те бы на оружие позарились. Медведь с волком тоже на такое не способны. Следопыты местные прибросили и решили, что ждали богатыря. Целую ночь в засаде отсиживались. Вся трава примята была, листва утоптана. Только следов не разобрать. Да видно, чего забрать хотели, — не нашли. Потому что на следующий день появились гридни. Хотели богатыря перехватить. Узнали, что до витязя раньше них добраться успели. Тело из земли выкопали, обыскали. Начали у людей дознаваться, что у богатыря при себе было. Для острастки плетьми секли. Только ничего ратники не выгадали. Раньше них кто-то у трупа по карманам порылся. За дружиной объявились всадники на огромных конях. Все в черном и зеленом. Начали селян о том же расспрашивать. Кто витязя первым нашел, не говорил ли тот чего? Жизнь человеческая для них, что пустой звук. Тех, кто разговаривать не захотел, на куски порубили. Видно, что-то важное витязь нес. А что — ни мне, ни тебе знать не следует. Ищут теперь того, кто вещами покойного завладел. Заставы на дорогах расставили. Не пройти, не проехать. Неспокойно теперь в наших местах стало. Рассказывают, что зверь странный объявился. Тот самый, что витязя задрал. Вслед за хранителем реликвии неустанно следует. Пока обратно ее не возвратит — не успокоится. Я уже ворожить пробовала. Только знания мне не хватило, чтобы разобраться. Чувствую, есть что-то. А что? — Белка всплеснула руками.
— Ничего ты, бабушка, путевого не рассказала, — посетовал Безымян, — только туману нагнала. Давай спать лучше. Постелишь или одетым укладываться?
— Не спеши. Не гадала еще. — Недовольно проворчала старуха.
— Может, завтра погадаешь? — Предложил Безымян.
— Дурень, кто ж по утру гадает! Давай сюда ладонь. Не ту. Левую.
Безымян без страха вытянул руку и начал наблюдать за колдовскими приготовлениями. Бабка вылила водицу из большого чана в глиняную миску, бросила в нее щепоть песка, кусок грязи. Раскрошила гнилое яблоко, сыпнула травки. Достала толкушку и тщательно размельчила засушенную жабу. Пошептала себе под нос и засыпала порошок в воду. Что-то вновь прошептала и протянула Безымяну чашку молока.
— Пей. Только не до дна.
Отобрав у полянина початую чашу, она плюнула в нее и, перемешав, вылила остатки в миску. Поверхность зелья подернулась маревом. Узловатый, черный палец колдуньи коснулся ладони Безымяна и начал двигаться по линиям. Бабка гадала быстро, что-то бормоча себе под нос и довольно покачивая головой.
— Ты только не молчи, бабушка. — Попросил Безымян. — А то мне не по себе становится. Что видишь? Только по понятней выкладывай.
— Как сумею. — Предупредила старуха. — Потому что не слова зрю, а образы. Странный ты человек. Обычно гадаю, будто насквозь вижу. А твоя душа — сплошные потемки. Многое предстоит тебе испытать. Плохого уже вдоволь насмотрелся. Будет и хорошее. Черного и белого поровну. Три дороги вижу. Сложный выбор предстоит тебе сделать. По первому пути пойдешь — князем станешь. Вся Русь под тобой ходить будет. Только люди тебя за это проклянут. По второму пойдешь, — ничего для себя не поимеешь, но память о тебе многие тысячи лет жить будет. Третий путь выберешь, — славу для других добудешь, а сам обогатишься. До конца дней своих в достатке жить будешь.