Чёрная вдова

Логинова Светлана

Глава 4

Распечатка дала неожиданный результат: Кирсу звонили из Нарвы, с настольного телефона. Осталось выяснить, кому принадлежит номер телефона. Оказалось – Линде Элиссон, проживающей неподалеку от кинотеатра «Энергетик».

– Я не понимаю, по какому поводу меня вызвали? – Пожилая женщина вопросительно взглянула на Виктора, потом на табличку на двери кабинета, где значился его номер, указанный в повестке. – Мне к Белых. Я – Линда Элиссон.

– Проходите и присаживайтесь, – ответил комиссар. – Я – Белых… Мне надо выяснить один вопрос. Да вы не пугайтесь, –

улыбнулся он, увидев в глазах посетильницы легкую растерянность, – с вами все в порядке. Я только хочу спросить, где вы были двадцатого декабря?

– Двадцатого? – Линда удивленно вскинула брови. – А зачем вам это? – подозрительно спросила женщина. Услышав фразу, что ничего серьезного не произошло и она нужна в качестве свидетеля для прояснения кое-каких обстоятельств, Линда немного успокоилась и поискала глазами календарь. – Это какой день у нас был? Господи, да как же я запамятовала! У подруги была, в соседнем подъезде. Ко мне семнадцатого под вечер совершенно неожиданно, без предупреждения, гости приехали на три дня, и… понимаете, в однокомнатной квартирке как-то не очень удобно с молодыми-то. Я – женщина уже немолодая, на полу спать вроде не по возрасту, да и здоровье уже не то, чтобы на матрасике маяться. И молодых, то есть гостей своих, тоже на пол не положишь. Вот я и решила: пойду к подруге, она уж год, как мужа схоронила, одна живет…

– Извините, что перебиваю, но не могли бы вы сказать, кто к вам приезжал в гости?

– Это так важно?

– Очень.

– Не вижу, конечно, связи между вашим вопросом и приездом моих гостей, но отвечу: мой племянник.

– Но вы же сказали «моих гостей»…

– С девушкой. Очень хорошая девушка, симпатичная.

– Не сомневаюсь. Как звать вашего племянника?

– Эдик… Эдвард Метс… – и торопливо добавила: – А имя его девушки Ивика. Фамилию не знаю.

– А теперь припомните, пожалуйста, вы целый день двадцатого декабря провели у подруги?

– Нет. Я и восемнадцатого, и девятнадцатого приходила домой. В первый вечер я накормила их, постель застелила свежую, потом ушла к соседке, сказала ей, что родственники приехали, а на следующий день часиков в двенадцать дня наведалась. Надо было обед приготовить, пообщаться немного, гости все-таки. Я сразу спросила, когда молодые просыпаются, но они только засмеялись: дескать, в двенадцать вечера по нашему времени.

– Что значит «по нашему»?

– Так племянник у меня за границей живет…

– Где? – перебил Виктор.

– Да зачем вам это? – с некоторым раздражением спросила женщина. – Он ни в чем таком не замешан. И вообще, он просил… – Она запнулась и растерянно посмотрела на следователя.

– Так о чем он просил?

– Послушайте, пока вы не объясните мне, в чем дело, я не собираюсь больше отвечать ни на один ваш вопрос.

– Тогда вам придется провести здесь времени больше, чем вы думали… Вы обязаны отвечать на мои вопросы, поясню – почему. Дело в том, что двадцатого числа с вашего домашнего телефона был сделан звонок Валентине Алексеевне Райдма. Знаете вы такую?

– Конечно знаю! – удивилась женщина. – В Нарве не так уж много тех, кто говорит по-эстонски. А Валя – бабушка Томаса Кирса, друга моего племянника, говорит свободно, даже

без акцента. Но я не звонила ей… Может, Эдик звонил, чтобы узнать, где друг сейчас. Валя мне как-то говорила, что Томас тоже живет за границей. Но я не знаю, был ли он в эти дни в Эстонии, Эдик ничего мне не говорил об этом. Когда он приехал в гости, я ему сразу все новости выложила.

– Какие новости? Можете припомнить?

– Да про Юльку… Про мальчишек с нашего двора: где они сейчас, чем занимаются…

Виктора совершенно не интересовали ни мальчишки, ни Юлька, но приезд некоего Эдика, друга Томаса Кирса, к тетке дал пищу для размышлений.

– Я правильно вас понял: племянник просил никому не рассказывать о его приезде?

– В общем-то, да-а… – неуверенно протянула Линда Элиссон. – Он не просил, а строго-настрого приказал никому и никогда не говорить о том, что он приехал и где он живет за границей. Он за все то время, что живет в Америке, приехал в Эстонию первый раз. Не предупреждая. Для меня это было как снег на голову. И сразу сказал, что не хочет, чтобы кто-нибудь узнал о том, что он в Нарве.

– Кто именно не должен был узнать о его приезде? У него были основания кого-то или чего-то опасаться?

– Не думаю… – замялась Линда и отвела глаза в сторону. – Мне кажется, что он просто не хотел ни с кем встречаться. Почему, не особо объяснял. – Женщина явно что-то не договаривала. – Попросил как-то так… дайте-ка припомню… в общем, что, мол, есть тут придурки, век бы их не видать, а то начнут расспрашивать, что да как, да навяжутся еще чего доброго в гости… Я поняла, что эти люди, которых он не хотел видеть, могут напроситься к нему в Америку, а вы сами понимаете – ни к чему это Эдику. Если бы они друзьями были, тогда другое дело… А таких – захребетников, которые на халяву хотят за границей пожить, у нас полным-полно. И нечего их приваживать. У них только одно на уме…

– Подождите, Линда, – прервал ее комиссар, – я не совсем вас понимаю. О каких захребетниках вы говорите? Кто это такие?

– Да знаете, – заторопилась женщина, – ко мне как-то, после его отъезда в Америку, заходил один тип, неприятный очень, интересовался: где Эдик, что да как с ним?

Линда замолчала. Виктор мягко спросил:

– Что дальше? Вам угрожали?

– Да нет… – замялась женщина. – Мне кажется, что об этом вообще не стоит говорить, столько времени прошло. И Эдик не велел.

– Что не велел ваш племянник?

И видя, что женщина не может решиться на разговор, спокойно добавил:

– Линда, я думаю, что это в наших общих интересах – помочь вашему племяннику. А что если ему угрожает опасность? Вы же сами понимаете, что «захребетников», как вы изволили выразиться, всегда можно отшить. В конце-концов никто ведь вашего племянника не тянул за язык, так что он мог бы сказать, что живет в Таллине. Или, скажем, не в Эстонии, а в Латвии, в России… Да мало ли где, кому какая разница. Но если ваш Эдик не хотел, а может быть, боялся с кем-то встретиться, то это уже другой вопрос. Значит, у него были основания чего-то или кого-то опасаться. Причем серьезные основания, так?