Чёрный лёд, белые лилии
Шрифт:
«Да только Серый Волк здесь — вполне реальное существо, которое запросто может сцапать тебя», — напомнила себе Таня.
— Удивительно, правда? — шепнула она Валере, и та, чуть задремавшая, приоткрыла глаза.
— Ты про лес?
— Ага.
— Удивительно, — подтвердила Валера, жмурясь. Посмотрела на Таню, будто хотела что-то сказать, но промолчала. На мгновение закатное золото блеснуло в её глазах, и Таню будто обожгло.
На несколько секунд она замолчала, переваривая ощущения и мысли. Попыталась остановить взгляд на убегающих
Она никогда не сопоставляла у себя в голове Антона Калужного и Валеру. Они существовали для неё параллельно, две огромные частицы её жизни, и Таня никогда не думала, что когда-то может настать день, когда придётся выбирать. Это… Это как правая рука и левая, как видеть и слышать.
Но Таня, Таня-то чувствовала его лицо, его руки, его голос, Таня знала, что это для неё значит, а Валера? Валера, раскрыв рот, широко открытыми глазами смотрела, как её лучшая подруга, которую она, кажется, знала, как облупленную, у всех на глазах обнимала злобного (чуть подобревшего только в последнее время) лейтенанта, американского шпиона-мучителя, принесшего им столько бед. Обнимала и плакала.
Валера — это Валера, и это всё, что у неё есть. Тане на секунду стало ужасно стыдно, что всё это время она молчала. Что не рассказала ей ещё тогда, в далёком ноябре, когда он сжал её горло пальцами, что молчала потом, раз за разом ругаясь с ним в пух и прах, что врала, будто живёт в Уфе, хотя на самом деле умирала от боли по погибшей сестре у него в квартире.
— Сердишься? — коротко спросила она. Валера повела плечом, быстро покачала головой и нахмурилась.
— Нет. Нет, конечно. Просто... Не понимаю.
Грузовик подпрыгнул на корне, звякнули пустые гильзы, и вдруг где-то южнее ухнул разрыв, завизжал миномёт, затрещали деревья (одно, кажется, упало), показался дым. Девчонки втянули головы в плечи, прижались ближе к бортам и к полу. Таня, всякий раз заслышав пробирающий до костей лязг миномёта, чувствовала, как внутри всё противно колет и как живот сводит противным чувством, будто перед уколом. Схватившись за борт, она попробовала привстать, чтобы разглядеть хоть что-то, но едва не кувыркнулась вниз.
— Эй, девчата, не боись, пристреливаются тильки! — окликнул их Коваль из кабины, с трудом перекрикивая мотор, и на миг Таня увидела его весёлое, розовощёкое лицо. — Эм сто двадцать палит, гнида, ну да Черных его быстро засечёт, каша така буде, что хоч уши ватой затикай!
— Он же… Он же такой Калужный! — Валера, пользуясь минутным затишьем, придвинулась к Тане ближе и внимательно посмотрела на неё. — Таня, я просто хочу понять.
— А в нас не попадёт, товарищ капитан? — тихонько пискнула Нестерова сзади.
Тут грохнуло совсем рядом с правым бортом, Таня быстро пригнулась к полу и пригнула туда же Валеру, ощутив лёгкий звон в ушах; пронзительно завизжала Вика, грузовик подпрыгнул так, что винтовка подлетела и больно стукнула Таню по
— Держитесь, тримайтеся, девчата, даже и не начали ще! — добродушно отозвался спереди Коваль.
Машка села первой, неодобрительно оглядев до смерти напуганную Вику.
— Чего орёшь, как степная утка?! У меня ухо заложило.
— Что, начнётся сейчас, да? — прошептала Валера, цепляясь за Танин локоть. — Как громко!
— То, что Калужный — Калужный, автоматически не делает его монстром, — продолжила Таня прерванный разговор. Беспокойно огляделась по сторонам. Лес становился реже, всё чаще попадались полянки и овраги, и если хорошенько вытянуть шею, то далеко впереди можно было разглядеть окутанное дымом, изрытое, более-менее открытое поле с нечастым забором деревьев, по которому маленькими зелёными точками сновало несколько человек.
— Что, подъезжаем? — Валера явно занервничала и заёрзала. — А про него… Не суди книгу по обложке, это всё ясно, но он такой… Он же смеётся вечно над нами и издевается. Ты такая умница, такая чудная. Мне кажется, что он потянет тебя на дно.
«Ну конечно же, нет!» — заявить бы с уверенностью и улыбнуться, успокоить Валеру. Ну конечно же, нет, конечно же, он чудесный, милый, добрый, ездит на розовом пони и питается сахарной ватой.
Да только в глазах Антона Калужного она видела такую бездну, что просто не смогла заставить себя открыть рот и произнести эти слова. В глазах Антона Калужного столько тёмного страха, что его не вылечишь простыми словами; иногда Тане казалось, что не вылечишь никак. И Валера… после всего, что натворила Таня, пожалуй, она имеет право знать правду.
— Я знаю, — кивнула Таня, поймав на себе удивлённый взгляд. — Я правда знаю. Наверное, ты права, и я пойду на дно с ним. Но Валерочка, Валера, — она умоляюще посмотрела на подругу. — Только там я могу нормально дышать. Ты осуждаешь меня, да? Осуждаешь?
— Да у нас целый мир судей, — отмахнулась Валера и коротко улыбнулась. — Мне правда сложно понять, может и совсем не пойму. Но, может, друзья нужны для того, чтобы просто принять?.. Иди сюда, лисёнок. Мы никогда, никогда-никогда не будем ругаться, правда ведь? — пробормотала она Тане в плечо.
— Никогда-никогда.
— Ну, глуши мотор! В траншею заехать хочешь, что ли? Чай не гильзы одни везёшь! — добродушно закричал Коваль, грузовик зафырчал, начал тормозить, и Таня, вытянув шею, смогла оглядеться.
Всё вокруг было… было странным. Совсем не таким, каким она себе представляла, и уж вовсе не таким, как было нарисовано в учебнике по тактике.
Большое, широкое поле будто вздыбилось. Пахло дымом, и, куда ни взгляни, всё было изрыто окопами, траншеями, ходами сообщений, везде высились холмики блиндажей и свежие насыпи. Где-то совсем рядом, но не понятно где, громко кричали люди, ворчала какая-то техника, и Таня, вцепившись в доски грузовика, чувствовала, как её сердце потихоньку уходит в пятки.