Честь самурая
Шрифт:
И все же они, в том числе и Сэбэй, успевший высказать возмущение, беспрекословно повиновались распоряжениям Хидэёси. Они разошлись по полкам, раздали воинам впервые за долгое время продовольствие, выдали даже понемногу сакэ и вновь отправились в путь навстречу предстоящим сражениям.
Хидэёси считал: самое время заставить всех покориться его воле. Во исполнение этого он решил дождаться, пока каждый из военачальников не одержит хотя бы по одной победе. Но, понимая, что ему приходится иметь дело с людьми исключительного мужества и непомерной гордыни, он не рисковал обращаться к ним как к нижестоящим.
Каждая армия нуждается в вожде.
И хотя никого не прельщала неизбежность признать Хидэёси общим вождем, любой понимал, что его собственные расчеты стать главнокомандующим неосновательны и что другие никогда не согласятся признать за ним первенство. К тому же именно Хидэёси задумал всю нынешнюю кампанию, вдохнул в нее сокровенный смысл кровавой заупокойной службы по князю Оде, только ему удалось собрать их вместе и добиться согласованных действий. Если бы они сейчас восстали против него, то пали бы жертвой собственного тщеславия, и это не стало бы тайной для всей армии.
Хидэёси не предоставил военачальникам времени на отдых, велев каждому немедленно выступить навстречу новым сражениям. Когда они поднялись, получив приказ, чтобы скрепя сердце выполнить его, Хидэёси остался сидеть на месте и проводил каждого только легким движением подбородка.
Хидэёси избрал своей ставкой храм Мии. В ночь на четырнадцатое разразилась страшная гроза. Дымящиеся развалины крепости Сакамото стыли под ливнем, и всю ночь напролет длинные ослепительно белые молнии секли черную, как тушь, поверхность озера и долину Симэйгатакэ.
С рассветом небо очистилось и вновь наступила летняя жара. Из ставки в храме Мии было видно, как с восточного берега озера в направлении Адзути поднимается густой желтый дым.
— Адзути горит!
Потревоженные возгласами часовых, военачальники вышли на галерею. Хидэёси и другим, кто смотрел в ту же сторону, пришлось прикрывать глаза, приставив ладони козырьком.
Гонец доложил:
— Князь Нобуо, стоявший со своим войском лагерем под Цутиямой в Оми, и князь Гамо совместными силами атаковали Адзути нынешним утром. Они подожгли и город, и крепость, а ветер с озера разнес огонь на все окрестности. Но вражеских воинов в Адзути уже не оставалось, поэтому боевых действий сегодня не было.
Хидэёси сразу понял, что разыгралось там, вдали.
— Не было смысла жечь город, — заметил он. — Князь Нобуо и князь Гамо действовали сгоряча.
Но вскоре он успокоился, не выказывая этого перед другими. Город и его богатства и запасы, город, которому Нобунага посвятил полжизни и отдал едва ли не все силы, погиб, но Хидэёси был втайне убежден, что вскоре сумеет собственными силами создать нечто более выдающееся, чем сгоревшая крепость.
В это мгновение несколько воинов из дозора прошли в глубину храма от главных ворот, ведя к Хидэёси задержанного ими путника.
— Этого человека зовут Тёбэй, он крестьянин из Огурусу. Он утверждает, будто нашел голову князя Мицухидэ.
Согласно обычаю, осмотр отрубленной головы вражеского воина требовал сложных церемониальных действий. Хидэёси для начала распорядился, чтобы его походный стул выставили у входа в главное здание храма. Затем опустился на него и вместе с другими в молчании
Затем голову выставили на всеобщее обозрение на уцелевшей части крыши сожженного храма Хонно. Всего две недели назад войско Акэти под знаменем с изображением золотого колокольчика с победными кличами пошло в решительное сражение.
Жители столицы толпились у развалин храма с утра до ночи. Даже те, кто считал Мицухидэ изменником, сейчас в глубине души молились за него, другие в открытую устилали цветами землю под разлагающейся головой.
Стиль командования, присущий Хидэёси, был прост и ясен. Ему хватало трех заповедей: трудись прилежно, не допускай бесчинств, нарушителей наказывай.
Хидэёси еще не отслужил большую заупокойную службу по Нобунаге, которую давно задумал. Для проведения ее было недостаточно грубой военной силы и руководства лишь одного Хидэёси. Пламя, вспыхнувшее в столице, удалось погасить, но искры от него разлетелись по всем провинциям.
Нобунага был мертв, Мицухидэ был мертв, но существовала опасность развала страны на три области влияния до того, как князь Ода начал труд всей своей жизни. Нельзя было исключать и возможности того, что враждующие кланы и воинственные местные князьки, предавшись распрям и грабежу, вновь ввергнут страну в состояние хаоса, в котором она пребывала в последние годы изжившего себя сёгуната.
Из храма Мии Хидэёси распорядился, чтобы войско поднялось на боевые корабли — со всем имуществом от коней до золоченых раздвижных ширм. Это произошло восемнадцатого числа. Флот должен был доставить войско в Адзути. Еще один отряд отправился на восток по извилистой прибрежной дороге. Попутный ветер надувал паруса и гнал корабли по озеру, в том же направлении шла сухопутная армия.
Но Адзути, увы, превратился в клочок выжженной земли, и это унылое зрелище нагнало тоску на прибывших воинов. Ничего не осталось даже от прославленных сине-золотых стен. Ворота, украшавшие некогда внешний городской вал, и увенчанный высокими башенками храм Сокэн сгорели до основания. В городе было еще хуже. Здесь не осталось ровным счетом ничего, нечем было поживиться даже бездомным собакам, и священники христианской церкви бродили как безумные.
Нобуо должен был находиться здесь, но сейчас он удалился подавлять восстание в Исэ и в Иге. Стало ясно, что Нобуо не отдавал приказа сжечь Адзути. Хотя в роли поджигателей и выступили его воины, произошло это по недоразумению или от распущенных врагом ложных слухов.
Хидэёси и Нобутака прибыли вместе и в глубокой печали взирали на развалины. Когда они осознали, что Нобуо не виноват в поджоге, их гнев пошел на убыль. Князья задержались в Адзути на два дня. Флот вновь отправился в путь, на этот раз — на север. Хидэёси со всем войском решил отправиться в свою крепость Нагахама.
Крепости Нагахама ничто не угрожало. Поблизости не было вражеских войск, тогда как союзнические уже подоспели. Когда золоченое знамя главнокомандующего внесли в город, местные жители возликовали. Они высыпали на улицы, по которым из гавани в крепость проезжал Хидэёси. Женщины, дети и старики простирались ниц в уличной пыли, приветствуя князя. Кое-кто плакал в голос, другие не смели оторвать лица от земли. Некоторые веселились и махали руками в знак приветствия, некоторые и вовсе, позабыв о приличиях, пустились в безудержный пляс. Хидэёси намеренно проехал по городу верхом, а не в паланкине, чтобы подогреть ликование толпы.