Чувство льда
Шрифт:
Мыколу Огнев отыскал в буфете: помимо феноменальной памяти, советник юстиции Пилипенко обладал еще и феноменальным аппетитом, граничащим с прожорливостью.
– Филановский? – Мыкола наморщил лоб и завел глаза к потолку, несколько секунд сосредоточенно дожевывал кусок куриной ноги, потом взгляд его просветлел. – Было дело, года два назад. Скандальная история. Этот Филановский какие-то заумные теории развивал, лекции читал…
– Погоди, – прервал его следователь, – ты о каком Филановском говоришь? Об издателе?
– Нет, издатель – это брат, не перебивай. Так вот, на Филановского заяву написали, обвиняли в попытке изнасилования. К нему на лекции-то в основном женщины ходили, причем самого разного возраста и семейного положения, мужиков совсем
– А ты откуда все это знаешь?
– Так из Интернета. Туда-то успели слить. Правда, братец-издатель и там постарался, денежек дал – и все убрали, но дня три провисело.
– Спасибо, Мыкола, – задумчиво проговорил Виктор Евгеньевич.
Значит, Андрей Филановский, в принципе, способен проявить агрессию по отношению к женщине, особенно если что-то пошло не так, как ему хочется. Мог ли он, поссорившись с подругой, застрелить ее? Да запросто! Правда, для этого нужно, чтобы ссора случилась раньше, чем он украл пистолет, а получается, что пистолет пропал перед корпоративной вечеринкой в клубе, а поссорился он с Екатериной Шевченко уже после, когда они возвращались из клуба домой. Так, во всяком случае, утверждает сам Филановский, а у Шевченко теперь уж не спросишь. Может быть, та ночная ссора была всего лишь продолжением конфликта, который начался раньше, накануне или вообще несколько дней назад? В этом надо покопаться.
Закончив кое-какие дела, следователь Огнев настроился на допрос Андрея Филановского, которого вызвал в прокуратуру. Виктор Евгеньевич уже успел составить представление о сожителе потерпевшей: смазливый хлюпик, морочащий людям головы идиотскими теориями и гребущий немалые деньги за свои псевдосеминары, знаем мы этих целителей человеческих душ, что ни месяц – жалобы в прокуратуру приходят то на мошенничество, то на незаконное врачевание. С момента преступления и последовавших за ним осмотра квартиры, первого допроса и изъятия одежды прошло почти два дня – вполне достаточно для такого слюнтяя, чтобы мозги на место встали. Таким, как он, стоит одну ночь поволноваться, как они окончательно теряют человеческий облик, а таких ночей у Андрея Филановского было целых две.
Однако, к удивлению Огнева, Андрей Филановский выглядел вполне пристойно. Правда, небрит, но все остальное на потерю человеческого облика как-то мало походило. И, к неудовольствию следователя, допрашиваемый был хоть и печален, но абсолютно спокоен. Никакой нервозности и уже тем паче ни малейшей агрессивности. Не орет, не требует, чтобы его прекратили вызывать в прокуратуру и задавать одни и те же вопросы по второму разу, не угрожает самыми лучшими адвокатами, которых может нанять его брательник, – в общем, ведет себя странно. Те, кто виновен, обычно стараются продемонстрировать праведное возмущение незаконными действиями правоохранительных органов, а уж те, кто невиновен, – тем более, а этот сидит молча, смотрит прямо, но без вызова в глазах, и на лице такое безграничное терпение, как у хронических больных в очереди на прием к врачу, которые давно уже привыкли, что народу всегда много и сидеть в этой очереди приходится регулярно.
– Итак, гражданин Филановский, давайте снова вернемся к ночи убийства. Вы были в клубе, так?
– Совершенно верно.
– Когда вы туда приехали?
– После девяти вечера. Я время не засекал. Ближе к десяти, кажется.
– Вы приехали с потерпевшей?
– Да, я приехал с Катей.
– И с ней же и уехали, – на всякий случай уточнил Огнев.
Все это он уже слышал, когда Филановского допрашивали после обнаружения трупа, и теперь Виктор Евгеньевич просто тянул резину,
– Да, мы уехали вместе. Это естественно, ведь Катя жила у меня.
– Как давно вы сожительствовали?
– Больше года.
– Из-за чего конфликтовали?
– Да мы, собственно, и не конфликтовали с ней, – Филановский пожал плечами. – Что нам делить?
– Ну, например, вы жениться не хотели, а девушке замуж пора. Нет?
– Нет. Кате нужен был совсем другой муж, она просто жила со мной и ждала, когда на горизонте появится кто-нибудь подходящий.
Ага, уже тепло. Значит, Филановский знал, что потерпевшая его не любит и использует как перевалочный плацдарм. Оскорбленное достоинство, ревность… Хорошо!
– И вот он появился, – вкрадчиво произнес следователь.
– Пока нет.
Н-да, разговорчивым этого типа никак не назовешь.
– Тогда из-за чего вы начали ссориться по дороге домой?
– Катя говорила гадости о моем брате. Мне это было неприятно. Я просил ее прекратить, но она все больше входила в раж… Виктор Евгеньевич, вы можете спросить об этом у водителя, который нас вез. Он все слышал.
– Я спрашивал, – улыбнулся Огнев. – С его слов получается, что ваш брат ухаживал за вашей подругой, причем с самыми серьезными намерениями, она вам об этом рассказала в машине, и вам это очень не понравилось. Так было?
– Да, так. Только мне не понравилось не то, что брат за ней приударил, а то, что Катя говорила неправду.
– То есть? – вздернул брови следователь.
– Саша не делал этого. Он не мог.
– Откуда такая уверенность?
– Я знаю Сашу. Это не в его правилах. Он никогда не ухаживал за моими подругами, а я никогда не засматривался на его женщин. Это невозможно в принципе, понимаете?
– Не понимаю. В принципе возможно все, это я вам говорю как следователь. А вы, Андрей Владимирович, судя по всему, очень привязаны к брату, да?
– Да. Очень. Мы близнецы, и, как все близнецы, мы очень близки.
– Понимаете ли, какая штука получается, – Огнев изобразил замешательство и раздумье, – Екатерину Шевченко убили или вы, или ваш брат, или кто-то из вас двоих по обоюдному сговору. Других вариантов у нас нет. Вот смотрите, Андрей Владимирович, – в этом месте следователь добавил в голос доверительности, – допустим, ваш брат действительно приставал к вашей девушке и она отвечала ему взаимностью. Такое вполне может быть, он внешне мало чем отличается от вас, вы же близнецы, только у него денег намного больше. Выгодная партия, не правда ли? В этом случае у вас появляется мотив: ревность. Допустим, она ему отказала и нажаловалась вам. В этом случае у вас тоже есть мотив: вы ей не поверили и рассердились на то, что она пытается очернить вашего любимого брата и фактически делает все, чтобы вас поссорить. Брат вам дороже, вы сами это признаете. Вы вспыхнули, разгневались… ну и так далее. Допустим также, что Екатерина отказала вашему брату и пригрозила все рассказать вам. Он испугался, что ваши отношения разладятся, что вы рассердитесь и отвернетесь от него, и у него, таким образом, тоже появляется мотив к убийству. Допустим, что у вашего брата и вашей подруги близкие отношения сложились уже давно, просто вы об этом не знали, а теперь эти отношения вошли в определенную стадию, когда Шевченко стала более настойчивой, даже, я бы сказал, назойливой. Возможно, он обещал развестись и жениться на ней, и она стала требовать выполнения обещанного. Она проявляла завидную настойчивость, об этом говорят многие свидетели из издательства, а ваш брат уклонялся от встреч с ней. Когда он понял, что об их отношениях начали судачить и под угрозой оказался не только его брак, но и его близкие отношения с вами, он убивает девушку. Тоже замечательный мотив. Теперь перейдем к возможностям. Вы утверждаете, что расстались с Екатериной возле подъезда вашего дома, и было это около часа ночи, она отправилась домой, а вы в расстроенных чувствах пошли погулять, чтобы успокоить нервы. Правильно?