Чужая земля
Шрифт:
Андрею детский дом сразу не понравился. Настораживали улыбчивые, но малообщительные учителя и недоверчиво-испытующие взгляды ребят. Сразу была заметна странная зависимость педагогов и воспитанников от хозяйственного персонала. Учителя и дети покорно сносили упреки и грубые шутки поваров, снисходительно пожимали плечами на ворчание угрюмого сторожа Капитоныча и беспрекословно выполняли сумбурные приказы коменданта Веры Петровны. И все же наиболее неприятным оказался сам заведующий, Родион Донатович Чеботарев, пучеглазый субъект лет сорока от роду, с толстыми масляными губами и одутловатыми щеками в сосудистых прожилках. Принимая от Андрея документы на назначение,
В первый же день тайная миссия Рябинина чуть не закончилась провалом. В коридоре ему повстречалась Катенька. Ее темные волосы отросли, она немного поправилась и, хотя теперь носила ситцевое платьице, по-прежнему походила на мальчишку.
– Здравствуйте, товарищ Андрей! – смущенно улыбнулась Катенька. – Помните меня? Мещерякова я, знакомая Миши, ну… Змея.
– Прекрасно, Катюша, помню, – Рябинин торопливо оглянулся по сторонам.
Коридор заполняла шумная толпа воспитанников – только что прозвенел звонок со второго урока.
– Идем-ка в сторонку, поговорим, – предложил Андрей.
Они зашли в пустой класс и устроились у окна. Катенька удивленно поглядывала на Рябинина и нетерпеливо болтала у колен брезентовым ученическим портфелем.
– М-м… как твое здоровье? – покосившись на плотно прикрытую дверь, справился Андрей.
– Спасибочки, хорошо, – тряхнула вихрастой головой Катенька. – После больницы – вот, вернулась сюда. А Мишку… – она коротко вздохнула, – говорят, в колонию упекли…
– Выпустят, скоро выпустят, – собираясь с мыслями, бросил Рябинин.
– Взаправду выпустят? – Карие глазки Катеньки радостно блеснули. – Он же неплохой парень, добрый!
Она густо покраснела и вдруг спросила в упор:
– А вы-то как в детдом попали? Мишка рассказывал, будто вы – в ГПУ.
Андрей взял девочку за руку.
– Слушай внимательно: я здесь с важным заданием, – строго проговорил он. – Звать меня нужно Ивановым Андреем Петровичем. Запомнила? Петровичем! О том, что я чекист, – никому ни слова, ясно?
– К-конечно, – испуганно пробормотала Катенька.
Она нахмурилась, что-то припоминая:
– Подождите-ка… Это из-за письма товарищу Черногорову? Ходили слухи, будто старшие ребята написали о тутошних безобразиях.
– Верно. Мы решили во всем разобраться, – кивнул Андрей.
– В самом деле?
– Да.
Катенька схватила ладонь Рябинина:
– И эту гадину взаправду уберут?
– Чеботарева? Непременно. Однако для начала необходимо подтвердить все то, о чем писали ваши ребята…
– Говорите тише! – шепотом оборвала Андрея Катенька и оглянулась на дверь. – Тут каждое словечко слышно, крысы и те по ночам топают, как кони… Я догадываюсь, кто мог написать товарищу Черногорову. Они все-все расскажут!
– Помоги нам встретиться. Только чтобы никто не заметил. И не посвящай в наши планы посторонних.
– Я скажу двоим, самым верным! – торжественно заверила Катенька.
Перед ужином детдомовские
– Добрый вечер. Казаков я, Иван, – буркнул он, глядя себе под ноги. – Катерина мне все про вас обсказала…
От истории четырнадцатилетнего паренька у Андрея поползли по спине мурашки. По словам Вани, в детдоме укоренилось воровство и жестокое обращение с воспитанниками. Каждую пятницу перед началом базарного дня к продуктовому складу подъезжала телега, которую грузили предназначенной детям провизией и увозили в неизвестном направлении. За малейшие нарушения дисциплины Чеботарев карал постановкой коленями на горох, позорными выволочками перед строем и принудительными повинностями по очистке конюшен и отхожих мест. За выход в город без сопровождения учителя, побег, общение с уличными беспризорными, курение и воровство сажали в специально оборудованный карцер. Дня два-три, а то и неделю наказанный сидел в полутемной каморке на хлебе и воде. Учителя предпочитали о произволе заведующего помалкивать, боясь потерять работу и кров, а остальной персонал был заодно с Чеботаревым, потому как помогал ему расхищать детдомовское добро.
Случалось, что некоторые педагоги не желали мириться с беззаконием и искали правды в губнаробразе, однако результат получался никчемным – Чеботарев заверял вышестоящее начальство в происках завистников и закатывал проверяющим богатые попойки.
– …Тут по верхушкам глядеть – ничего не увидишь, – завершая рассказ, горько усмехнулся Ваня. – Белым-то днем все как положено: занятия, кружки, сборы всякие. А с отбою до света – жизнь тайная, неприметная. Тащат провиант, уголь, дрова, железо кровельное. В карцер волокут. Братва проснется, а человека-то и нету! И попробуй спроси – следующей ночью твоя очередь придет ответ держать. Вызовет, гад, в кабинет, поставит в одном исподнем на паркету, а сам себе пописывает, газеты читает. Тебя вроде и нету, ему – начхать. Торчишь столбом час, другой. Наконец он глазом – шнырь: «Ой, деточка, что ж ты здесь стоишь босиком? Иди, сынок, спи. Дурь из головы, думаю, уже выветрилась, так ты ступай, отдыхай. И пораскинь умишком о своем недостойном поведении! Завтра с утра мне расскажешь, что там надумал». Добренько так улыбается, а потом как рявкнет: «Вон отсюда, гнида беспризорная!»
Рябинин выслушал паренька и положил ему руку на плечо:
– Извини, что заставил тебя лишний раз вспомнить о таких неприятных вещах. Дайте мне знак, когда будут вывозить продукты или кого-либо из ребят посадят в карцер. А пока – молчите. О вашей судьбе теперь есть кому позаботиться.
В пятницу, перед рассветом, к учительскому флигелю прокралась маленькая фигурка и еле слышно постучала в оконце комнаты нового учителя истории. Когда створки приоткрылись, юный дозорный свистящим шепотом выдохнул:
– Приехали. У склада они.
– Благодарю. Ступай отдыхать, – отозвался Рябинин.
Он наскоро оделся, сунул на всякий случай в карман «браунинг» и через окно выбрался наружу. Прячась в тени деревьев, Андрей дошел до продуктового склада, устроился за пустыми бочками из-под квашеной капусты и приготовился наблюдать.
Яркий свет железнодорожного фонаря освещал площадку перед складом. У распахнутых настежь ворот стояла подвода. В нее перетаскивали со склада мешки и корзины двое незнакомцев. Третий о чем-то беседовал в сторонке с комендантом детдома Верой Петровной.