Чужая жизнь
Шрифт:
Лукас опять потер камни друг о друга. Он сконцентрировался, как объяснил Джозеф, бросил камни в воздух, и в следующее мгновение посыпались искры, которые сопровождали камни на всем протяжении их полета до стены типи.
— Хорошо сделано, Лукас. Ты очень быстро усваиваешь.
Лукас молча подошел к Джозефу, сжимая в руках три камня. Заставил индейца лечь и положил на его грудь камни. Человек-медицина в тот же миг почувствовал на своей груди исходящее от них тепло. Он подумал о том, что руками Лукаса руководит Кендаль, потому что движения юноши были подчинены инстинкту. Между тем действия Лукаса привели к тому, что индеец почувствовал себя хорошо. Так прошло несколько минут,
19
Украденный поцелуй
Когда отец постучал в дверь, чтобы разбудить сына, Лукас только что принял душ. Он стоял у зеркала с повязанным на бедрах полотенцем и брился. Юноша думал о том, что единственным положительным моментом его похода в больницу станет встреча с Орианой. Если, конечно, ему представится возможность снова увидеть самую волнующую девушку из всех, кого он когда-либо знал. Лукас почти чувствовал запах ее духов: лимон и лаванда. Закрывая глаза, он представлял, как девушка решительно входит в воду, играет с волнами. Юноше никогда раньше не доводилось встречать человека, способного плавать так долго, как это делала она. Он не видел таких синхронных движений и такого дыхания в воде, как у Орианы. Она казалась рыбкой, прекрасно приспособившейся к прохладной воде, наполненной жизнью. К воде, в которой содержание соли было выше, чем в других морях[43]. Атлантический океан, почти не затронутый деятельностью человека, подходил к берегам то с лаской, то с яростью из-за течений или же по воле самого Нептуна.
Неожиданная боль вдруг вывела Лукаса из того состояния нирваны, в котором он находился, мечтая о встрече с Орианой. Юноша порезался бритвой. Хотя он и смочил порез несколько раз холодной водой, от следа на лице так и не удалось избавиться.
Отец снова постучал в дверь его комнаты.
— Хватит спать, Лукас, нам уже пора выходить. Поторопись!
Юноша надел серые джинсы, белую майку и сверху черную рубашку, не застегнув пуговиц на рукавах. Выйдя из комнаты, он не стал завтракать: в больницу надо было явиться натощак.
Через пятнадцать минут Лукас и его родители уже входили в двери больницы. У них было такое ощущение, будто они вступали в другой мир, отличавшийся от того, который остался по ту сторону дверей. Медсестры сновали по больничным коридорам, посетители в растерянности искали по табличкам кабинет, куда им следовало обратиться, пациенты с трудом перемещались между этажами для принятия назначенных им процедур, врачи в белых халатах ходили с историями болезни в руках из одного отделения в другое. Похоже, что в больнице был час пик.
Лукас и его родители хорошо знали, что им нужно идти на четвертый этаж, в кабинет доктора Аметльера. При выходе из лифта в нос ударил запах дезинфицирующей жидкости, которую использовала уборщица. С другой стороны доносился звон тарелок, стаканов и чашек завтракавших пациентов, дополняемый шумом передвижных кроватей, которые ввозили в лифт и вывозили из него, доставляя больных на процедуры и обследование. На Лукаса сразу же накатились недавние воспоминания о самом деликатном моменте его жизни. Больничный запах нервировал юношу, он чувствовал
— Добрый день! Мы на прием к доктору Аметльеру, — сказал Хавьер.
— Вы пришли на двадцать минут раньше, вам придется подождать, — ответила Эспина, даже не поинтересовавшись здоровьем Лукаса.
Хавьер не сказал больше ни слова, и все трое прошли в зал ожидания. Когда они уже сели, Пилар, не выдержав, возмущенно произнесла:
— Как можно быть настолько антипатичной? Никогда не встречала человека, которому так бы подходило его имя!
Лукас молчал, среди медсестер, которые проходили по этажу, он искал Ориану.
— Не беспокойся, сынок. Вот увидишь, все пройдет очень быстро. Мы не задержимся здесь надолго.
— Надеюсь, — сказал Лукас, и это было первое, что юноша произнес с тех пор, как они вошли в больницу.
Через некоторое время к ним подошла Эспина и сообщила, куда им следует пройти.
— Идите в палату № 421. Пациенту нужно полностью раздеться и надеть халат. Врач скоро придет. Он уже знает, что вы здесь.
— Но я не собираюсь ложиться в больницу. Речь идет об обследовании, — заявил Лукас, вставая.
— Обследования проводятся на больничной койке. Или вы думаете, что я говорю это для собственного удовольствия?
— Нет, но я…
— Вы должны делать то же самое, что и любой другой пациент, которому пересадили сердце. Это обычный порядок. — Эспина не дала Лукасу возможности закончить фразу.
Мать юноши сжала его руку, давая знак, чтобы он прекратил спорить с медсестрой. Все последовали за Эспиной, но Лукас не переставал возмущаться про себя.
Они вошли в палату. Она была очень похожа на ту, в которой юноша находился во время своего пребывания в больнице. Окна выходили на улицу, и Лукас, чувствуя себя заключенным в тюремной камере, приблизился к одному из них и стал смотреть в окно.
— Итак, я вас оставляю. Постарайтесь переодеться как можно быстрее. Вы должны быть готовы к приходу доктора.
Когда медсестра ушла, Лукас начал раздеваться, но ему не хотелось снимать брюки.
— Сын, тебе же велели надеть халат. Сними брюки, — потребовала мать, заметив его замешательство.
— Для меня было очень тяжело находиться здесь в этом халате. — Он снял брюки. Из-за высокого роста юноша выглядел в халате смешно.
— Попроси у какой-нибудь медсестры, чтобы она дала зеленые брюки, как те, которые были на тебе в прошлый раз, — посоветовал ему отец.
— Да, но в таком виде я не выйду.
Родители посмотрели друг на друга и рассмеялись. Именно в этот момент дверь палаты распахнулась и вошла медсестра в маске. Стоило Лукасу увидеть ее глаза, как он сразу же понял, кто это.
— Ориана! — воскликнул он и больше не сказал ни слова, застеснявшись собственного вида.
— Добрый день. Я должна идти в отделение интенсивной терапии, но скоро приду, чтобы заняться тобой. — Она заметила, как неловко он чувствует себя в халате, и спросила, сдерживая смех: — Хочешь, чтобы тебе принесли зеленые брюки от костюма медсестер? Этот халат тебе слегка маловат.