Цикл "Детектив Киёси Митараи. Книги 1-8"
Шрифт:
Перейдя через дорогу, вернулись в Ямасита-коэн и, устроившись на пустой скамейке, съели приготовленную Рёко еду – завернутые в фольгу онигири и замечательный омлет. Кроме нас, никто в парке на скамейках не трапезничал. Большинство предпочло ближайший ресторан, у которого образовалась очередь. Кое-кто на нас, конечно, поглядывал, но в основном до сидевшей на скамейке парочки никому не было дела.
Покончив с едой, мы снова взялись за руки и, выйдя из парка, решили прогуляться вдоль канала. Проходившие мимо иностранцы оглядывались на Рёко. Вообще на нее многие заглядывались.
В
Мы прошлись по торговой улице Мотомати. Здесь чувствовалось заграничное влияние. Все первые этажи были отодвинуты вглубь от мостовой, а вторые нависали над ними, и люди, пришедшие сюда за покупками, двигались по улице как бы под крышей, не рискуя промокнуть под дождем. Хорошая идея.
Свернув в Мотомати направо, мы немножко побродили по запутанным переулкам и, поднявшись по пологой каменной лестнице, вышли к иностранному кладбищу. Возле черной чугунной ограды кладбища возвышалось выкрашенное в салатовый цвет деревянное здание.
– Какой красивый домик…
– Правда замечательный? На первом этаже можно кофе попить… Давай заглянем.
Рёко потянула меня за руку; мы пересекли замощенную камнем мостовую и велосипедную дорожку и вошли в здание.
Устроившись за маленьким столиком у окна, мы смотрели на чугунную ограду и вычурные, в западном духе, надгробия. За ними был виден конец кладбища, а еще дальше, с холма, взгляд захватывал и кусочек простиравшихся вдаль улиц Йокогамы, там, где мы недавно были, Мотомати и канал. А посередине, как карандаш, торчала Марин-тауэр.
– Хорошее место выбрали, чтобы хоронить иностранцев, – проговорил я, поглядывая на парочку, которая стояла к нам спиной, прислонившись к чугунной решетке. Парень и девушка изучали стенд с информацией об иностранном кладбище.
– Ага! Это называется холм Яматэ. Здесь полно иностранцев живет.
– Вот бы посмотреть.
– Ты хотел бы здесь пожить? А, Кэйсукэ?
У меня вырвался смешок. Я об этом совершенно не думал. Мне даже в голову такое не приходило. Приехать сюда, погулять… с меня вполне достаточно.
– Это ж элитный район, и многие местные считают себя высшей кастой. Не каждый йокогамец может позволить себе здесь поселиться, – категорически заявила Рёко. В лице ее, обращенном ко мне в профиль, появилась жесткость.
Выпив кофе, мы вышли на улицу и прошли до расположенного рядом парка. Он был разбит на холме, и со смотровой площадки открывался вид на океанский простор, Марин-тауэр, краешек Ямасита-коэн и «Хикава-мару».
– Ты здорово знаешь Йокогаму.
– Да так… раньше лучше знала.
– Хорошее место.
Рёко ничего не ответила. Выражение ее лица что-то мне напоминало…
Мы были все равно что муж и жена, и тем не менее если подумать, я ничего о ней не знал. И она о себе не рассказывала. Получается, мне неизвестно не только свое прошлое, но и прошлое моей подруги. Это, конечно, тревожило меня. Я знал, что она работала в каком-то баре в Коэндзи. Что у нее был парень, лентяй и паразит.
127
Тохоку – регион в северо-восточной части о. Хонсю.
Я поднял взгляд и увидел в море прогулочный катер, ярко сверкающий под солнцем, разбросавшим свои лучи до самого горизонта. Отсюда, с холма, поверхность воды казалась зеркалом. Но там плавал студень из медуз. С высоты все смотрелось красиво, и чтобы понять, как оно на самом деле, надо быть там, на месте.
Попрощавшись с парком, мы спустились с холма и снова вышли к каналу.
– Давай еще сходим в Чайнатаун, – предложила Рёко.
– А я бы хотел немного вдоль канала прогуляться…
– Серьезно? – удивилась она.
– Там скоро поверху хайвей проложат.
– Ну да.
Значит, эта болотная вода и стоящие на плаву посудины останутся без солнечного света.
Мы шли вдоль канала, солнце садилось. Стоячая вода быстро темнела, поспешно окрашиваясь в цвета ночи. Мы уже засобирались домой – и вдруг увидели джаз-кафе с вывеской «Минтон хаус», светившейся в сгущавшихся на улице сумерках.
Толкнув тяжелую деревянную дверь, мы вошли внутрь; дощатый пол скрипнул под ногами. Закрепленные на потолке молочно-белые пластиковые плафоны, закрывавшие лампы дневного света, были покрашены из баллончиков в коричневый цвет, из-за чего в помещении стоял полумрак, как в подсобке.
Звучали скупые переливы джазовой гитары. Мы сделали несколько шагов, будто раздвигая собой этот звук и окружавший нас буро-коричневый полумрак, и, устроившись за пустым столиком, стали ждать, когда тело и душа освоятся в джазовой среде.
Луч точечного светильника был направлен на стену, на которую проецировался конверт пластинки, звучавшей в кафе. На нем была фотография чернокожего человека. Кончилась одна пластинка, зазвучала другая. Тоже гитара. Но теперь она звучала в быстром ритме, весело и энергично. Конверт на стене сменился. Вместо темного фона возник розовый. По ритму и состоянию записи я понял, что это ранний джаз.
Чарли Крисчен?.. Так было написано на конверте. Гитара звучала громко и беззаботно, но оставляла странное чувство. Передавала ощущение чистой, словно пропущенной сквозь фильтр, грусти. Как странно, думал я, чувствуя, что эта музыка мне близка и я воспринимаю ее без малейшего труда. Похоже, я разбирался в джазе, и на то, скорее всего, была какая-то причина.
Рёко любила классику и, видимо, не очень понимала джаз. Она пила кофе и рассеянно смотрела перед собой. Глядя на ее профиль, я чувствовал легкие угрызения совести. Мне хотелось как-то развлечь ее, доставить больше удовольствия. Кроме прогулок по улицам и заходов в кафе, я ничего не мог придумать, и от этого становилось грустно. Интересно, а какие способы есть у людей, у которых в кармане больше денег, чем у меня? Что бы такое придумать, чтобы ее побаловать?